Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В мировой войне…
Не знаю. Как чувствует себя и чем чувствует себя солдат армии-победительницы…
8
Журналы, с которыми я сотрудничал, закрывали, запрещали, они банкротились132.
Разоренный издатель покончил с собой133.
А это все не потому что я еврей, а потому что я родился на Востоке…
Грустное утешение, что и роскошному Западу не так уж хорошо.
Могло бы стать утешением, но не стало. Я никому не желаю зла. Не умею. Не знаю, как это делается.
9
Отче наш, иже еси на небесех…
Молитву эту высекли в камне несчастье и голод.
Хлеб наш насущный.
Хлеб.
Ведь то, что я переживаю, уже было. Было.
Продавали имущество, одежду, за литр керосина, кило крупы, за рюмку водки.
Когда поляк-юнак134 дружелюбно спрашивал меня, как я вырвался из блокады, спросил его, мог бы он чем-нибудь помочь в деле Эстерки.
Понятно, что нет.
Я поспешно сказал ему:
– Спасибо на добром слове.
Эта благодарность – бескровное дитя нищеты и унижения.
10
Я поливаю цветы. Моя лысина в окне – такая замечательная мишень?
У него карабин. Почему он стоит и спокойно смотрит?
Приказа не было.
Может, на гражданке он был деревенским учителем, может, нотариусом, подметалой в Лейпциге, кельнером в Кёльне?
Что бы он сделал, если бы я ему кивнул? По-приятельски помахал бы рукой?
Может быть, он даже не знает, что все так, как есть?
Он мог только вчера приехать издалека…
МИЛЫМ ХАЛУЦАМ В СВОБОДНУЮ МИНУТКУ – НА РАСШИФРОВКУ
30 января 1942 года135
Хочу, потому что люблю. Хочу, значит, умею. Хочу, значит, могу. Хочу, потому что верю.
Хочу только для себя, потому что только за себя, а не за других, я люблю, знаю, умею, хочу и верю.
Моя любовь, мои знания, моя сила и моя вера – на верную службу вам и у вас, в тяжкой работе для вас, на трудном пути к вам и для вас.
Я знаю и верю.
Как прекрасно знание, когда колеблется, когда не доверяет себе, когда ищет в себе и вокруг ошибки, небрежности, даже бессознательную ложь.
Как прекрасна вера без сомнения, без оговорок, без страха, что можно ошибаться.
Шалом.
В КАДРОВЫЙ ОТДЕЛ ЕВРЕЙСКОГО СОВЕТА
9 февраля 1942 года
Кадровый отдел
Еврейского совета
От имени136
Хенрика Гольдшдмидта
(Януша Корчака), проживающего по адресу:
улица Сенна, 16 – Слиска, 9
Заявление
Доброжелатели требуют от меня, чтобы я написал завещание. Что сейчас и делаю в своей биографической справке, curriculum vitae, подавая заявление на вакансию воспитателя в интернате для сирот по адресу Дзельна, 39.
Мне шестьдесят четыре года. Экзамен на состояние здоровья в прошлом году сдал в тюрьме. Невзирая на мучительные условия пребывания там, я ни разу не обращался к врачу, ни разу не уклонялся от физзарядки, которой с ужасом избегали даже более молодые мои сотоварищи. (Волчий аппетит, сон праведника, недавно после десяти рюмок водки самостоятельно, быстрым маршем вернулся с улицы Рымарской на Сенну – поздним вечером. Ночью дважды просыпаюсь, выношу десять больших ведер.)
Курю, не пью, умственные способности на каждый день сносные.
Я мастер экономить силы: как Гарпагон, отслеживаю целевое использование каждой потраченной единицы энергии.
Считаю себя посвященным в области медицины, воспитания, евгеники, политики.
Благодаря опыту обладаю высокой способностью сосуществовать и сотрудничать даже с уголовными типами и врожденными кретинами. Это меня стараются обесценить самолюбивые и упрямые дураки, это они стараются дисквалифицировать меня, а не я их. Последнее испытание: год с лишним терпел я в своем интернате, Божьим попущением, начальницу и, наперекор собственному комфорту и покою, уговаривал ее остаться – она сама сбежала (мой принцип: лучше даже недостатки старых сотрудников, чем даже достоинства новых).
Я предвижу, что криминальные типы среди сотрудников на Дзельной добровольно покинут ненавистное учреждение, с которым их связывает только трусость и инертность.
Гимназию и университет я закончил в Варшаве137, образование дополнил в клиниках Берлина (год) и Парижа (полгода). Месячная поездка в Лондон138 позволила мне на месте понять суть волонтерской благотворительной работы (это большое достижение).
Моими наставниками в медицине были: профессор Пшевуский (анатомия и бактериология), Насонов (зоолог), Щербак (психиатрия) и педиатры Финкельштейн139, Багинский, Марфан, Ютинель (Берлин, Париж).
(Свободное время – посещение сиротских приютов, исправительных заведений, мест заключения так называемых трудных детей.)
Месяц в школе для отстающих в развитии, месяц в неврологической клинике Циена140.
Мои наставники в больнице на Слиской: ироничный нигилист Кораль, жизнерадостный Крамштык, серьезный Ганц, блестящий диагност Элиасберг141, кроме них – фельдшер хирургического отделения Слижевский и всегда готовая пожертвовать собой медсестра Лая.
Я надеюсь встретить несколько таких Лай-героинь в этой бойне детей (и похоронном бюро) на Дзельной, 39.
Больница показала мне, как достойно, зрело и мудро умеет умирать ребенок.
Понимание медицинской профессии углубили книги о статистике. Статистика дала мне дисциплины логического мышления и объективной оценки факта. Взвешивая и измеряя еженедельно детей в течение четверти века, я собрал бесценную коллекцию графиков – профилей роста детей школьного и подросткового возраста.
С еврейским ребенком впервые встретился, будучи сторожем в летнем лагере имени Маркевича в Михалувке142.
Работа в течение нескольких лет в бесплатной читальне143 подарила богатый материал наблюдений.
Ни к какой политической партии я никогда не принадлежал. Я был в близком контакте со многими политиками в конспирации.
Мои воспитатели в общественной работе: Налковский, Страшевич, Давид, Дыгасинский, Прус144, Аснык, Конопницкая, Юзеф Пилсудский.
Посвящением в мир насекомых и растений я обязан Метерлинку, в жизнь минералов – Раскину (Этика пыльцы)145.