Решив, что Хэлена теперь никуда не уйдёт, он, словно охотничий пёс, бросился вдогонку за незнакомцем в шляпе. Тот, поняв что за ним гонятся, уже не скрываясь расталкивал народ и пёр к краю площади, прочь из толпы.

Люди вокруг загалдели, заголосили женщины, которых мимоходом задел Готфрид.

— Ловите колдуна! — кричал он, но голос тонул в возмущённых криках и брани.

Внезапно навстречу ему вылетел Дитрих.

— Что случилось, Гога?

— Давай за тем, в шляпе! — крикнул Готфрид в ответ.

Дитрих нырнул в сторону, очевидно чтобы зайти с боку. На какое-то время Готфрид потерял их обоих из виду, приходилось проталкиваться вслепую, крича «Именем Святой инквизиции!». Вот толпа начала редеть, и тут он увидел шляпу, чуть возвышающуюся над головами. Владелец ломился сквозь толпу прямо на него. Руки сами легли на эфес, Готфрид пригнулся, затаился и вдруг выскочил прямо навстречу незнакомцу.

— Дитрих! — с досады прорычал он и выругался.

— А я думал, ты — это он… — оторопело ответил друг.

— Давай наружу.

Вместе они протолкнулись к краю площади, но там уже никого не было.

Тогда они вернулись назад. Викарий начал молитву, после которой все присутствующие клялись повиноваться и помогать инквизиции. Нельзя было пропускать это, но шансы поймать колдунов всё таяли. Тогда Готфрид быстро перекрестился вместо полной молитвы, и начал обходить оцепление, вытаскивая из него каждого второго стражника. Он описывал Хэлену и того беглеца в шляпе, говорил, что ведьмы что-то сыплют на землю, какое-то зелье, что они, возможно, скрывают свои лица и могут быть опасны. Потом он отправлял их на поиски и подходил к следующему.

Они же с Дитрихом начали прочёсывать толпу молящихся в поисках других подозрительных личностей.

Темнело. Солдаты начали зажигать факелы, чтобы было лучше видно осуждённых. Вслед за ними, тут и там в толпе вспыхивали свечи и фонари.

На помост вышел тощий молодой герольд, развернул свиток и принялся оглашать приговоры. Толпа молча внимала его словам.

— Согласно Уголовному Кодексу Карла V, наказание за ведовство производится следующим образом:

«Статья 109. Наказание за ведовство. Если кто-то причинил вред или ущерб людям при помощи ведовства, его необходимо наказать, отняв у него жизнь, и это наказание должно осуществляться через сожжение. Но если кто-то занимался ведовством, никому не причинил вреда, то надлежит наказать иначе, в соответствии с тяжестью преступления; в этом случае надлежит судьям обратиться за советом, в соответствии с предписанием относительно обращений за советом».

Виновные:

Якоб Вебер. За вредоносное колдовство, ересь и заключение контракта с дьяволом, отлучается от церкви и предаётся светскому суду.

Дитрих Аальхаут. За вредоносное колдовство, поругание священных символов, совокупление с дьяволами и порчу скота, предаётся светскому суду.

Анна Фогельбаум. За богохульные пляски, вредоносное колдовство, совокупление с дьяволом и заключение контракта с ним, отлучается от церкви и предаётся светскому суду.

Каталина Фридман. За сношения с дьяволом, богохульные песни, разврат и порчу мужской потенции, насылание котов, вызывающих дурные сны, а так же другое вредоносное колдовство и заключение контракта с дьяволом, отлучается от церкви и предаётся светскому суду.

Герда Бауэр. За блуд, ересь, сквашивание молока, применение лигатур, нежелание сотрудничать с органами инквизиции и наведение порчи на детей отлучается от церкви и предаётся светскому суду.

Хильдегарда Кёлер. За попытку отравить соседа, расчленение тела повешенного, вредоносное колдовство и заключение контракта с дьяволом отлучается от церкви и предаётся светскому суду.

Мириам Глазер. За богохульство, прелюбодеяние, ересь и пожирание детей, отлучается от церкви и предаётся светскому суду…

Толпа одобрительно загудела.

— …Смягчение приговора, — продолжал герольд, — получает Анна Фогельбаум, за чистосердечное признание и сотрудничество с органами инквизиции.

Одобрения заметно поубавилось — никому не хотелось, чтобы ведьму пощадили. Инквизиция не могла приговаривать к смерти. Самый страшный из её приговоров — отлучение от церкви. Но она могла оправдать подозреваемых, тем самым избавив их от казни.

— В связи с вышеназванными преступлениями, светский суд выносит следующие приговоры: Якоб Вебер…

Снова тишина повисла над площадью.

— …смерть через сожжение.

Дитрих Аальхаут — смерть через сожжение.

Люди вновь начали одобрительно голосить, разводить руками и кивать. Тут и там слышалось: «Правильно», «А я так и знал», «Тихо, тихо, кто там дальше?».

— Анна Фогельбаум…

Толпа затихла, ожидая, какое же смягчение приговора получит молодая ведьма.

— …учитывая её чистосердечное признание и сотрудничество с органами инквизиции, в виде милости будет удушена перед сожжением.

Одобрительный гомон.

— Каталина Фридман — смерть через сожжение. Доротея Флок — вырывание сосков, смерть через обезглавливание, сожжение.

Гомон одобрения всё громче.

— Хильдегарда Кёлер — вырывание сосков, смерть через сожжение. Герда Бауэр — смерть через сожжение. Мириам Глазер — смерть через сожжение.

Между столбов появился палач с верёвкой в руках. Многие приговорённые сегодня утром пожелали исповедаться, поэтому их надлежало удушить, в виде снисхождения.

Анна Фогельбаум просила прощения у других, за то, что под пытками оговорила их, за все облыжные свидетельства.

Она просила прощения громко и отчаянно, и другие приговорённые кивали и прощали её, но вот сзади подошёл палач и набросил на горло верёвку. Глаза ведьмы полезли из орбит, она попыталась вдохнуть, рот приоткрылся, голова начала судорожно дёргаться. По телу прошла крупная судорога, другая, третья, и ведьма обвисла в своих цепях. Лицо её посинело и опухло, глаза, так и оставшиеся открытыми, смотрели на развлекающуюся толпу.

Готфриду отрадно было смотреть, как работает отлаженная система правосудия — холодно, без эмоций, без сомнений и сожалений. Это было завораживающе и жутко.

Наконец толпа разразилась радостью и улюлюканьем. Никого сегодня не пощадят, а это значит, что страх перед колдовством на время отступит. Значит, никто не будет воровать детей, никто не нашлёт проклятье из-за угла и если репа в этом году повянет, значит на то божья воля.

Приговорённые женщины уже не плакали. После пыток и Труденхауса, где похотливые палачи, пропахшие пивом и потом, упивались их беспомощностью, слёз уже не было. Они кончились, высохли, как их души. Приговорённые женщины бессильно висели в своих путах, с тихой радостью осознавая, что вот она, последняя пытка, а дальше — темнота. Такая милостивая и добрая.