Но если идут с той стороны в ночное время, притом с проводником, хорошо знающим местность, это, как правило, означает передачу пленников, выкупленных за деньги у полевых командиров, и люди Масхадова об этой сделке ничего не знают. У бизнеса на крови тоже есть свои секреты; многие командиры зарабатывают, как могут.

Вслед за контрразведчиком появился врач: не хватало еще с той стороны получить заразную болезнь. Но так как перебежчиками были женщины, капитан-контрразведчик из дивизионного госпиталя затребовал женщину-врача, а Юшу попросил задержаться до следующей ночи.

— Не могу, товарищ капитан, у меня там связанный старик.

— Он тебя узнал?

— Не мог знать. Я на него сзади мешок надел. На солнцепеке задохнется. Уже светает.

— Что за женщины? — торопил капитан.

— Пленницы. Отправлялись на соревнования… В Грузии их задержали. Заставили мал-мала поработать на Ичкерию.

— Может, они добровольно?

— Нет! У них приказ от начальника. Он живет во Львове. Я этих женщин водил к нашему командиру, и львовский командир по радио им сказал: надо нашим друзьям оказать помощь.

— Вы лично слышали, что он сказал: надо мал-мала поработать на Ичкерию? — допытывался капитан.

— Точно так… — Юша поклялся Аллахом. — Наши друзья ему поверили…

— Ладно, потом разберемся.

— Товарищ капитан, прошу, не держите меня. Узнают, что я к вам отвел женщин, мне горло, как барану…

Капитан колебался недолго. Мобильником не воспользуешься — ичкерийцы перехватят разговор, и тогда они уже не подумают, что наемниц выкрали федералы.

Согласовывать было некогда. Капитану решать самому — это его агент, и терять ему надежного агента весьма нежелательно.

Чеченцам, как и русским, больше присуще чувство патриотизма, чем представителям Центральной Европы. Там придерживаются известного принципа: кто больше заплатит, тому и служат. Наполеон Бонапарт учитывал особенности этих народов, когда соблазнял поляков на легкую добычу в России. Чеченец — человек гордый, для него убеждение — руководящее правило. Он, если ненавидит русского, который ограничивает его свободу, сражается, применяя весь арсенал коварства и хитрости, но если в русском он почувствовал к себе дружеское расположение, считает себя русским, и враг у них уже один; соратник соратника не предает, ограждает от неприятностей.

— Ладно, — сказал капитан, — с женщинами мы разберемся…

Офицер раздумывал недолго.

— Ты прав, свое горло надо поберечь. Спасибо, Юша.

Капитан пожал Окуеву руку, и чеченец исчез в потоке дождя. Как напоминание о нем в доте остались два рюкзака, две продрогшие, вымокшие до нитки женщины и одна снайперская винтовка как трофей маленького чеченца, который уже не первый месяц, рискуя жизнью, помогает федеральным войскам закончить братоубийственную войну, не нужную ни народу России, ни народу Чечни.

По данным ичкерийской агентурной разведки — сведения поступили от подполковника Российской армии, грузина по национальности, военные контрразведчики за ним уже установили наблюдение, — был сигнал, что он ищет контакт с грузинскими спецслужбами, а те, в свою очередь, связаны с американцами. Американцы могут хорошо заплатить, если оказать услугу Ичкерии.

Контрразведчику предстояло допросить перебежчиков, но из штаба армии поступило пожелание: дать женщинам отдохнуть и оказать медицинскую помощь. Ядвигу поместили в изолятор: у нее на теле оказались открытые раны; Соломию увела к себе женщина-врач, предварительно переговорив с капитаном-контрразведчиком.

— Особо не откровенничайте, — предупредил тот, — и ни о чем не расспрашивайте. Дайте ей выспаться, вниманием и лаской расположите к себе. Объясните, что мы не враги, еще недавно были гражданами единого великого Советского Союза… Словом, не мне вас учить. Во второй половине дня приедет один ее знакомый, пусть побеседуют. Это националисты задурили ей голову, делают из нее врага России. Помните эстонку, родственницу посла, которую мы задержали в нейтральной зоне?

— Как же не помнить эту белокурую девчушку? Пробиралась в Чечню воевать с оккупантами. Когда ей растолковали, что к чему, домой вернулась через Москву, чтобы взглянуть в глаза послу — своей родственнице… Да, Горбачев натворил дел, поссорил целые народы. Неужели его не накажут?

— Кто?

Этот же вопрос задавал своим начальникам и капитан-контрразведчик, но начальники молча разводили руками. В высоких штабах это была сфера большой политики, ее в беседах с подчиненными старались не касаться: военные добросовестно выполняли свои прямые служебные обязанности — вынимали из обманутых душ ядовитые занозы, оставленные политиками, подобными Горбачеву.

Сколько еще будет потеряно времени, пока родники нашей дружбы не очистятся до кристальной прозрачности!

В нижнем ярусе дота военврач занимала крохотную комнатушку — впритык помещались две раскладушки. Соломия для себя отметила: «В моей норе было просторней, но сыро, как в погребе». Здесь сухо и тепло, где-то в стенку вмонтирован обогреватель. У двери — вешалка, на вешалке — противогаз и плащ-накидка.

— Вы переодевайтесь, — предложила врач. — Можете воспользоваться моим халатом. — Достала из бокового ящика розовый пакет. Позавтракаете, поспите. Время у вас есть. Но сначала познакомимся. Я — Анжелика Сергеевна, лейтенант медицинской службы. Окончила Воронежский медицинский институт. Ближе познакомимся позже.

— Когда меня поведут на допрос? — вдруг жестко спросила Соломия.

— Зачем вас допрашивать? Вы же не преступница.

Врач обезоружила Соломию. Она приготовилась отвечать так, как учил ее пан Шпехта, если, не дай бог, она окажется у русских в плену, и с нее будут снимать допрос. Не признаваться же ей, что она лейтенант национальной гвардии, приехала на Кавказ зарабатывать доллары. Тогда от нее откажутся ее начальники, и первым будет Варнава Генрихович, уж он-то открещиваться умеет.

Где-то под потолком прозвучал сигнал зуммера. Анжелика Сергеевна вкючила микрофон:

— Заходите.

Вошел крупный высокий сержант: до блеска выбрита голова, русые усы ниже подбородка — ни дать ни взять запорожец с картины Репина.

— З добрым ранком! — приветливо поздоровался великан. — Я вам сниданок прынис.

— Мы вас и по-русски понимаем, — улыбчиво сказала Анжелика Сергеевна.

В руках у сержанта было два плоских котелка, наполненных дымящейся кашей.

— Сегодня — гречка.

От каши исходил аппетитный запах родной хаты. Соломия невольно сделала глотательное движение, она вдруг почувствовала, как проголодалась! Трое суток во рту была только вода. После побоев ее мучила жажда. Юша предлагал обжаренное на костре мясо, но от еды ее мутило. Она знала, что это мясо павшей коровы, которую не успели зарезать. Голодные ичкерийцы разрубили ее на части, кинжалами отрезали куски, нанизывали их на железные прутья, совали в тлеющие угли. Получалось что-то наподобие шашлыка.

Юше достался увесистый кусок грудинки. Он разрезал мясо на тонкие ломтики, подержал над огнем. Отнес в нору, но Соломия, зная, что это за мясо, от еды отказалась — ее тошнило.

Сейчас к ней вернулся аппетит. Сержант-великан снял с котелка крышку —