– Не спите, полковник! Совсем немного осталось, и вас отведут в камеру.

Алекс разлепил глаза и приготовился выслушать следующий вопрос.

– Почему для последнего прорыва из окружения вы выбрали именно боградское направление, там ведь было не самое слабое место в нашей обороне?

– Да потому, что вы нас там не ждали, – усмехнулся Алекс. – Ведь не ждали, признайтесь, Мартош.

– Не ждали, – признался угорец.

– Вас подвел стереотип – бить нужно в самом слабом месте, на Каму, по князьям. Но там вы бы нас догнали и уничтожили, а здесь было кратчайшее расстояние до нейтрального государства, где вы нас уже не достали бы, и вполне приличная дорога. И они ведь дошли? Дошли, я знаю, иначе у вас было бы много пленных и без меня. Ну что вы молчите, Мартош? Это не какая-то великая тайна.

– Да, не успели мы, – признался угорец. – Пока поняли, какой из ударов главный, а какой отвлекающий, уж больно отчаянная атака была на камском направлении. Потом из-за обвала на дороге задержалась переброска резервного полка, потом ночь… В общем, нашли с полсотни отставших, из них половина успела за ночь замерзнуть.

– А вторую половину вы прикончили.

– Эксцессы исполнителя, – отмахнулся Мартош. – Командир полка уже понес строгое наказание.

– Ну да, очень строгое, – скептически хмыкнул Алекс.

Угорец поспешил съехать с этой неприятной темы.

– А вас-то почему бросили?

– Приняли за убитого. Сумерки, обстрел, много крови, любой мог ошибиться. Есть еще вопросы?

– Есть, – кивнул Мартош. – Какие приказы вы отдали для действий после выхода из окружения?

– Да никаких! Так далеко я не заглядывал. Прорваться, укрыться на территории княжества Боградского, все.

– То есть указаний на начало партизанских действий вы не давали?

– А что, уже начались?! Не успели прийти, а в вас уже стреляют! Реквизициями нужно меньше заниматься. А традиции у местных четников весьма богатые!

Последние слова руоссийца не на шутку разозлили угорца.

– С вашими друзьями четниками мы справимся! У Астро-Угорской империи тоже большой опыт в этом деле, знаете ли. Лучше о собственной судьбе подумайте!

– Ваша империя – лоскутное одеяло, которое норовит хапнуть все, до чего может дотянуться. Но на Палканах вы себе шею свернете, не сейчас, так потом, помяните мое слово. А что касается моей судьбы, то дело свое я сделал, как смог и как сумел. И сейчас ко всему готов, вот только в карцер возвращаться не хочется.

– Не беспокойтесь, для вас уже приготовлена совсем другая камера.

– Одиночка?

– Да, лишний шум вокруг вашей персоны совсем ни к чему. Слухи о вашем пленении и без того уже просочились в прессу, общественность требует соблюдения конвенций и ваших прав…

– То есть у меня есть шанс? – заинтересовался Алекс.

– И не надейтесь! Империя все отрицает, но в любом случае любые контакты с внешним миром должны быть исключены.

Некоторое время Алекс молчал, потом тряхнул головой, будто прогонял охватившие его тяжелые мысли.

– У вас все? Я могу идти?

– Последний вопрос, я обязан его задать.

Подполковник Мартош выглядел несколько смущенным.

– Казна камского паши…

– О, господи! – буквально взвыл Алекс. – И вы туда же! Нет ее уже почти год как! Давно поделена и пущена в дело!

– Но большая часть ее так и не была найдена.

– Если она существовала, если кто ее и нашел, то точно не я. Вы сами прекрасно знали финансовое положение «Свободной Себрии»…

– Но вы же могли оставить эти деньги себе…

– Да мог, распихать по карманам почти миллион бритунийских паундов! А вот чего я точно не могу, так это забрать их с собой на тот свет! Если бы эти деньги могли открыть ворота этой тюрьмы, то я немедля предложил бы их вам. И не делаю этого только потому, что их у меня нет! Могу я наконец отправиться в камеру?

– Подождите, я запишу.

Пока Мартош писал, макая перо в чернильницу, Алекс терпеливо ждал. За окном закат окрасил все красным цветом, время явно близилось к ужину, и появился реальный шанс остаться без такового. Закончив писать, угорец пристально уставился на пленника, будто хотел разглядеть в нем что-то новое.

– Последний вопрос, не для протокола. Зачем все это было нужно тебе лично?

– Поначалу хотел вернуть кое-кому старые долги.

– А потом?

– Потом, – пожал плечами Алекс, – уже не было возможности остановиться, пришлось идти до конца. Это все, что вы хотели узнать?

– Да, сейчас вас отведут в камеру.

Пять шагов вдоль, три – поперек. Прочная, щедро обитая железом дверь с глазком и «кормушкой» с одной стороны, маленькое зарешеченное окошко – с другой. Слева от входа узкие дощатые нары, прикрытые набитым соломой засаленным матрасом. Поверх матраса лежало тощее солдатское одеяло. У противоположной стены, на крохотном, привинченном к стене столике стояли глиняные кувшин и кружка. В углу обнаружилась закрытая деревянной крышкой дыра в каменной плите – отхожее место. После открытия крышки вонь из дыры надолго задержалась в тесной камере, что указывало на очень плохую вентиляцию. С карцером, конечно, не сравнить, но и здесь от толстых каменных стен несло холодом, несмотря на разгар весны снаружи. Это в горах еще вовсю трещат ночные морозы, а здесь, на равнине, уже деревья начинают цвести. «Самое место, чтобы подхватить чахотку, долго болеть и умереть в страшных муках. Хотя уж что-что, а смерть от чахотки, думаю, мне не грозит».

Сам факт того, что при попытке побега его не прикончили на месте, а привезли в тюрьму, говорил только о том, что казнь полковника Барти, возможно даже публичная, не должна допустить малейших слухов о его чудесном спасении. А это требовало соблюдения определенной процедуры, возможно даже суда. Но для Алекса Магу никакой пользы от этого не было – все равно в конечном итоге удавят, хоть и парой недель позже. И изменить что-либо тоже не в его силах, оставалось только ждать. А в кувшине оказалась вода, неожиданно чистая и свежая.

Надзиратели местные носили обувь на мягкой подошве. О присутствии их можно было узнать только по звуку открывающегося глазка. Первые пару дней они пытались что-то требовать от Алекса, видимо, запрещали днем лежать на нарах, но он по-угорски не понимал, они же не знали руоссийского. Войти в камеру никто из надзирателей не решился. Потом от него отстали, узнали, что он надолго здесь не задержится, и отстали, решили не тратить сил на перевоспитание строптивого узника.

Кормили в этой тюрьме дважды в день. Не сказать чтобы сытно и вкусно, но вполне терпимо и от голода не помрешь. Створка для подачи пищи располагалась низко, можно было увидеть только руки тех, кто приносил еду, наливал воду и забирал посуду. По звуку открывающихся кормушек Алекс вычислил, что в этом коридоре обитаемы еще четыре камеры, но все контакты с другими их обитателями были напрочь исключены. И никаких прогулок во дворе.