Подобно другим средствам влияния принцип дефицита особенно эффективен лишь в определенные моменты. Следовательно, главная проблема – выяснить, когда такой принцип лучше всего работает на нас. Об этом многое можно узнать из эксперимента, придуманного социальным психологом Стивеном Уорчелом[113].

Методика эксперимента, используемая Уорчелом и командой исследователей, была проста: людям предлагали взять шоколадное печенье из вазы, попробовать и оценить его качество. Одним покупателям протягивали вазу, содержащую десять печенюшек; другим вазу всего с двумя штучками. Как можно было ожидать, исходя из принципа дефицита, когда печенье было одним из двух имевшихся, оно оценивалось покупателями выше, чем тогда, когда оно было одним из десяти. Печенье из полупустой вазы покупатели считали более привлекательным, более дорогим и хотели съесть его сильнее, чем печенье из вазы, в которой было много печений.

Хотя полученные результаты удивительным образом подтверждают существование принципа дефицита, они не говорят нам ничего нового. Мы еще раз видим, что менее доступный предмет более желанен и более высоко ценится. Истинная значимость этого исследования становится понятной только после двух дополнительных открытий, сделанных в ходе его проведения. Давайте рассмотрим их подробно, поскольку каждое из них заслуживает подробного обсуждения.

Первое из этих примечательных открытий было получено в результате небольшого изменения методики проведения эксперимента.

Оценка печений производилась уже не в условиях их постоянного дефицита. Некоторым покупателям сначала предлагали вазу с десятью печеньями, а затем меняли ее на вазу, содержащую два печенья. Таким образом, прежде чем откусить кусочек, покупатели видели, как уменьшается количество предлагаемых им печений.

Другие покупатели изначально сталкивались с дефицитом, поскольку им предлагали вазу всего с двумя печеньями. Таким образом, исследователи пытались найти ответ на следующий вопрос: «Ценим ли мы больше то, что недавно стало для нас менее доступно, или то, чего всегда было мало?» Ответ, полученный в ходе эксперимента, был однозначен. Отношение к печенью было более позитивным тогда, когда его изначально было много, а потом стало мало, чем тогда, когда его было мало всегда.

Аналогичный вывод можно сделать и в ситуациях, выходящих за рамки исследования с печеньями. Например, социологи выяснили, что дефицит, появляющийся после изобилия, это главная причина политических беспорядков и насилия.

Наиболее видный сторонник этой точки зрения – Джеймс К. Дэвис, утверждающий, что с большей вероятностью революции возникают в тех странах, где после периода улучшения в экономике и социальных условиях наступает быстрое и резкое их ухудшение.

ТАКИМ ОБРАЗОМ, ОСОБЕННО СКЛОННЫ К ПРОТЕСТУ НЕ ТЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ ПРИВЫКЛИ К ЛИШЕНИЯМ И СЧИТАЮТ ИХ НЕИЗБЕЖНЫМИ, А ТЕ, КТО УЗНАЛ ВКУС ЛУЧШЕЙ ЖИЗНИ.

Когда экономические и социальные улучшения, которые они видели и к которым уже привыкли, вдруг становятся менее доступными, люди начинают желать их больше, чем когда-либо, и зачастую начинают яростно бороться за их сохранение[114].

Убедительные доказательства для своих новаторских тезисов Дэвис собрал, исследуя историю разных революций, мятежей и внутренних войн, включая французскую, русскую и египетскую революции, американскую Гражданскую войну и негритянские беспорядки, возникавшие в американских городах в 1960-е годы. В каждом случае после периода улучшения благосостояния народа наступало резкое ухудшение жизни, которое приводило к взрыву насилия.

Многие из нас еще могут помнить расовые конфликты в американских городах в середине 1960-х. Тогда многие задавались вопросом «Почему именно сейчас?». Почему американские негры, которые триста лет были рабами и испытывали крайнюю нужду, решили восстать именно в прогрессивные шестидесятые? На самом деле, как отмечает Дэвис, два десятилетия, прошедшие после начала Второй мировой войны, принесли черному населению ощутимые улучшения в политической и экономической сферах жизни.

В 1940 году чернокожие постоянно сталкивались со строгими юридическими ограничениями в таких областях, как жилищное строительство, транспорт и образование; более того, при одинаковом уровне образования средняя семья чернокожих американцев зарабатывала чуть более половины того, что зарабатывала семья белых. Через 15 лет многое изменилось. Федеральное законодательство признало недопустимым официальные и неофициальные попытки проводить политику расовой сегрегации в школах, публичных местах, в жилищной и трудовой сферах. Были достигнуты и крупные экономические успехи; доход чернокожей семьи, ранее составлявший 56% от дохода белой семьи, возрос до 80%.

Но затем, как показал анализ социальных условий, проведенный Дэвисом, быстрый прогресс замедлился из-за событий, подпортивших оптимистичную картину предшествующих лет. Во-первых, оказалось, что принять прогрессивные законы значительно легче, чем произвести социальные изменения. Несмотря на обновление законодательства в 1940-х и 1950-х годах, чернокожие американцы видели, что в большинстве штатов, в большинстве компаний и школ расовая сегрегация сохраняется.

Таким образом, одержанные в Вашингтоне победы оборачивались чуть ли не поражениями в других областях страны. Например, в течение четырех лет после принятия в 1954 году Верховным судом США решения об интеграции всех средних школ произошло 530 актов насилия (запугивание чернокожих детей и их родителей, подкладывание бомб, поджоги), направленных на приостановку школьной интеграции.

Эти акты насилия породили у чернокожих ощущение регресса. Впервые после периода предвоенных лет, когда в год в среднем регистрировалось 78 случаев линчевания, чернокожие американцы были вынуждены всерьез задуматься о безопасности своих семей. Новые акты насилия происходили не только в школах. Мирные демонстрации чернокожих, отстаивающих свои права, часто сталкивались с враждебно настроенными толпами белых американцев и с полицией.

Пошел на убыль и еще один показатель – уровень доходов.

В 1962 году доход чернокожей семьи уменьшился и составил 74% от дохода белой семьи с тем же уровнем образования. По мнению Дэвиса, самым показательным аспектом в этих 74% было не то, что они выражали долговременный рост благосостояния, а то, что это был показатель краткосрочного спада в сравнении с периодом благополучия середины 1950-х годов. В следущем, 1963 году начались беспорядки в Бирмингеме, а дальше по нарастающей череда бурных демонстраций, закончившихся крупными столкновениями в Уоттсе, Ньюарке и Детройте.

В соответствии с четкой исторической моделью развития революций чернокожие американцы протестовали активнее тогда, когда прекращался продолжительный период их благополучия, чем тогда, когда он еще и не начинался. Эта модель дает ценный урок для будущих правителей: когда речь идет о свободах, то опаснее предоставлять свободы на некоторое время, чем не предоставлять их вообще. Проблема для правительства, стремящегося улучшить политический и экономический статус традиционно угнетенного слоя населения, состоит в том, что, улучшая этот статус, оно дает свободы людям, никогда этих свобод не имевших. И когда эти вновь предоставленные свободы становятся менее доступными, наступают особенно жаркие времена.