— Черт меня возьми, если ты не нашел подходящее определение для него, парень! Именно так. Теперь я хочу, чтобы ты ответил на мой вопрос. — Голос его был жестким и строгим. Хобхаус с облегчением убедился в том, что такой голос в состоянии устрашить и кого-нибудь гораздо более самоуверенного, чем мальчик возраста Джема.

— Простите, сэр, — произнес наконец конюх, ободренный нескрываемым негодованием в глазах мажордома. Он медленно вздохнул. — Я знал, что ублюдок, прошу прощения, мисс Летти, врет. — Голос мальчика стал громким и уверенным. — Да, я знал это все время. — Он резким движением отпустил изрядно помятую куртку Хобхауса, которую теперь безуспешно пытался разгладить. — Мне очень жаль, сэр. Хобхаус постарался изобразить раздражительность.

— Мне тоже, Джем. А теперь хватит влезать в дела, которые тебя не касаются. У тебя полно работы на конюшне. А если нет, я уверен, Эдуард будет более чем счастлив…

Мальчик протестующе вскинул руки, уже направляясь к двери.

— Иду, мистер Хобхаус! Честное слово. Не надо пугать меня такого рода мучениями. Я бы не смог выдержать еще хотя бы полдня с этим сумасшедшим французом! Он заставил меня надеть фартук, вот что!

В следующее мгновение Джем исчез, захлопнув за собой дверь. Плечи Хобхауса тотчас же поникли. Глубоко вздохнув, он запустил дрожащую руку в темные волосы. Рядом с ним Летти издала наполовину вздох, наполовину рыдание, и ее глаза наполнились слезами.

— Где она? Эндрю, что могло с ней случиться? Прошло уже три дня!

— Хотел бы я знать, Летти. — Хобхаус сощурился. — Он сказал что-нибудь? — Мажордом фыркнул, увидев, что горничная пытается изобразить удивление. — О, не надо ничего придумывать — я отлично знаю, что ты тайком встречалась на церковном дворе с камердинером лорда Рейвенхерста.

Летти не стала отпираться.

— Нет, ничего. Виконт уехал в Дувр по официальному делу, Пил больше ничего не знает. — Ее плечи поникли.

— Скорее он не захотел ничего тебе сказать, — пробормотал Хобхаус, всматриваясь в тихий кабинет, вспоминая проведенные здесь за работой счастливые часы. То, чего он никогда не испытывал, пока не стал работать у Тэсс Лейтон.

Глубокие складки на его суровом лице разгладились на минуту.

Все это началось около двух лет назад…

Хобхаус припомнил, как Тэсс очаровала мясника, прося кредит, когда «Ангел» должен был закрыться на две недели из-за протекающей крыши.

Вскоре после этого ее дорожки пересеклись с дюжим купцом из Дувра, выражавшим недовольство по поводу расходов на оплату своего высокомерного французского повара. И в считанные минуты Эдуард уже умолял ее дать ему возможность превратить кухню «Ангела» в нечто выдающееся.

И он сдержал слово!

А что касается миссис Тредуэлл с ее лошадиным лицом, она получила от мисс Тэсс по заслугам!

Неужели все это кончилось, исчезла редкостная душа и вместе с ней — радость? Хобхаус нахмурился, отказываясь верить этому. С сумрачным лицом он засунул руки в карманы. Там его пальцы нащупали металл.

Наморщив лоб, он вытащил маленький серебряный овал, сверкнувший на солнце, — это был амулет Тэсс, оброненный ею в ночь последнего рейда. Не говоря ни слова, Хобхаус засунул тяжелое украшение обратно в карман, пока его не увидела Летти.

Неожиданно амулет сделался сверхъестественно холодным в его пальцах. Хобхаус прищурил потемневшие от боли глаза.

«Холодный, как могила?» — вопросил мрачный голос.

— Chaud…[11]

Несколько часов спустя хриплый, приглушенный стон заставил Тэсс резко проснуться, открыть глаза навстречу теням.

«Почему так темно?» — недоумевала она, все еще сбитая с толку, пытаясь освободиться от паутины сна. Потом, придя в себя и припомнив все свои мучения, она похолодела.

Зная ответ на свой вопрос, зная, что это был ее собственный крик боли. Зная, что она слепа, затеряна во мраке, который будет царить до конца ее дней.

Тэсс судорожно всхлипнула и попыталась повернуться лицом к подушке, но тут почувствовала обнимающую ее за грудь твердую руку и рядом с собой — голову мужчины. Ее опалило огнем, когда его пальцы напряглись, а потом нежно погладили розовый бутон.

Сердце Тэсс неистово забилось от этого прикосновения. Прерывисто дыша, она высвободилась.

— Слишком жарко, — прохрипел он на этот раз на английском.

«Таинственный человек, капитан „Либерте“, владеющий не одним языком и многими талантами», — подумала Тэсс. Был ли он также и мошенником?

Она в молчании протянула руку за стаканом, который сама поставила на ночной столик, почувствовав прикосновение к руке мягкой ткани. Нахмурившись, Тэсс подивилась этому изобилию шелка и кружев.

Тогда она вспомнила о чемодане, который недавно принес Падриг. В его душистой глубине Тэсс нашла пеньюар из тонкой ткани, который был сейчас на ней, и другие наряды из такого же изысканного атласа. Это одеяние с низким вырезом на лифе доходило ей почти до лодыжек, а его длинные рукава были украшены пышными кружевами. Как и другие, это платье, должно быть, стоит бешеных денег и, возможно, сшито в Париже для леди с утонченным вкусом.

Или скорее всего для женщины, совсем не похожей на леди.

Как она сама, мрачно подумала Тэсс и покраснела.

— Воды, дай воды.

Прежде чем Тэсс успела поднести стакан к губам Андре, он с трудом сел.

— Англичанка? Ты…

— Я здесь, вот вода. — Голос Тэсс успокаивал; она говорила по-английски, как и он.

Он взял стакан у нее из рук. Она услышала, как он жадно пьет, потом ставит стакан на стол с резким стуком.

— Ты хмуришься. Это потому, что я говорю сейчас по-английски? Но при моей работе человек должен разговаривать на многих языках, пусть даже иногда неправильно. — Пробубнив что-то, капитан перешел на французский. — Английский — проклятый, тяжеловесный язык, французский куда выразительнее. — Потом снова неожиданно сменил тему: — Что, мысль о моей работе отталкивает тебя, сердце мое?

Тэсс молчала, взвешивая его вопрос, зная, что, если солжет, этот человек обязательно догадается об этом.

— Нет, — наконец произнесла она, — то, что плохо для одного человека, может иногда быть хорошо для другого. И все же я не верю, что вы охотно доставили бы неприятность кому-либо.

— Но ты почти ничего обо мне не знаешь… и не расспрашиваешь.

— Так же, как вы не спрашиваете, что делала я посреди Ла-Манша в полночь.

— А-а, но это я и так знаю, чайка. Ты принимала контрабандный товар. Вместе с еще одним джентльменом с Ромнийского болота.

У Тэсс перехватило дыхание от изумления.