Нона закрыла глаза. Предательство и обман не ограничивались знатными семьями. Кровные узы не были ни избранными, ни трудноразрываемыми, что бы ни говорил по этому поводу Предок. Она лежала неподвижно, не обращая внимания на боль, зная, что уснуть будет трудно. Она подумала о своем бое с Дарлой. Да, с точки зрения Дарлы это вообще не был бой, но она, по крайней мере, проявила некоторую злость, некоторую жестокость. Для Ноны это был настоящий бой. Искусство, которому учила Госпожа Меч, было смертоносным, но ему не хватало страсти. Состязания казались Ноне скорее танцами. Танцы, которые закончились бы болью и кровью, если бы ты пропустил шаг, но все равно танцы, лишенные ярости или ненависти. Сестра Сковородка сказала им, что транс безмятежности поможет им в меч-кулаке и на меч-пути. Это хорошо сочеталось с наукой боя, которой обучала их Сестра Сало. Нона видела в этом логику. Но был кусочек, которого не хватало.

В деревне дети всегда преследовали Нону за то, что она была мрачной, когда они веселились, за то, что она была молчаливой и бдительной вне круга. Они редко ловили ее, но иногда большие дети застигали ее врасплох. Это были бои. Рычащие, отчаянные, дикие и полные ярости.

Контроль. Сколько раз Госпожа Меч произнесла это слово сегодня в классе?

В Калтессе Нона была поймана только однажды, Денамом, рыжеволосым герантом, который правил чердаком, по крайней мере, когда Регола, быстрого и темного, не было рядом, чтобы держать его в узде. Она была в узком коридоре, ведущем к выходу, который глядел на задний двор конюшни. Денам подошел к ней сзади, пока она глазела на двух жеребцов, которых тренировали конюхи. Он взял ее предплечья, по одному в каждый мясистый кулак.

— Что это у нас тут?

Нона изо всех сил лягалась и извивалась, как могла. Удары, похоже, причиняли боль ее ноге, а не мальчику. Он был ростом не больше шести футов, но обладал железными мускулами: она могла выскользнуть из его рук не больше, чем поднять здание. Зарычав, она наклонилась, чтобы укусить его за руку, умудрившись пустить кровь, прежде чем он болезненно вытянул ее руки, выставив кулаки за пределы досягаемости.

— Ты за это заплатишь. — Денам, казалось, хотел сказать что-то еще, но его прервал глухой стук. Тиски на руках Ноны ослабли, и через мгновение она вырвалась на свободу. Она обернулась и увидела Денама, обеими руками вцепившегося в поясницу, а за ним еще одну фигуру, чуть пониже ростом.

— Иди.

Новоприбывший не повысил голоса, но Денам побежал от него, все еще держась за спину, и протиснулся мимо Ноны во двор. Нона пнула его сзади в колено, но он, казалось, этого не заметил.

— Удар по почкам. Будет мочиться кровью целую неделю. — У этого человека были плоские глаза и шрамы на лице, характерные для одного из лед-племен — две линии, пересекающие каждую щеку. На нем была кожаная куртка, штаны из тюленьей кожи, на шее болталась железная цепь, а на боку висел плоский меч, известный как тулар. Нона видела один из них среди огромного множества мечей на оружейном складе Калтесса: лезвие было полностью прямым, более широким на конце, чем на рукояти, и требовало ножен, открытых по всей длине. В деревне о лед-племенах рассказывали куда более худшие истории, чем о пеларти. Никто не знал, что они ели там, на ледяных равнинах. По общему мнению, сами себя.

— Ты очень маленькая. Самый маленькая из тех, кто есть у Партниса?

Мужчина был лыс, не слишком высок, но крепок; он говорил медленно и таким глубоким голосом, что каждое слово было похоже на скатывание тяжелого камня, взвешенное и обдуманное. У Ноны было такое чувство, что он никогда не будет торопиться со словами, даже если увидит, что его первенец лежит мертвым у него на руках, или проснется в горящем доме.

Она потерла предплечья в том месте, где ее схватил Денам.

— Ты ринг-боец? — Она не видела его раньше, и знала бы наверняка, если бы видела. Его глаза были бледно-голубыми, как ледяное озеро, а кожа — темно-красной.

Он кивнул:

— Я бьюсь на ринге — я бьюсь вне его. Меня называют Таркакс. — Он внимательно осмотрел на нее.

Ноне обнаружила, что чувствует себя неловко под его испытующим взглядом. В нем было что-то от волка, но Нона знала волков.

— Имела неприятности раньше. — Мужчина приложил руку к щеке, показывая на синяк, оставшийся от пощечины, которую Гилджон дал Нона в тот день, когда ее продал. — Но сегодня первой пустила кровь. Это хорошо. — Он посмотрел мимо нее на двор за домом. — Скоро они начнут тебя учить. Как этих. — Снаружи лошади все еще бегали галопом вокруг конюхов на тренировочных веревках. — Бой-мастера Партниса расскажут тебе свою науку, дело кулаков и ножей. Они скажут тебе: сохраняй хладнокровие, отстраненность, контроль. — Мужчина быстро пожал плечами и сплюнул. — Он скажут тебе, что профессионал рассчитывает, наблюдает, строит планы.

— А разве нет? — Нона снова повернулась к нему.

— Нас создала природа, маленькая девочка. Создала животных. Хищников. Добычу. Миллионы лет. Воюем, делаем детей, умираем. Цикл, который оттачивает каждого для своей цели. И что же у нас общего — у волка, орла, человека, недо-убийц, медведей, у всех нас? — Его брови сформировали вопрос.

Нона ждала, что он ответит, гадая, кто же такие «недо-убийцы».

— Ярость. У нас есть ненависть, гнев и кровавая ярость, ребенок. Я и в тебе ее заметил. Вцепилась зубами в этого идиота-мальчишку. Даже не думала о том, что он может оторвать тебе руки. — Мужчина опустился на одно колено, приблизив к ней лицо. — Здесь, в Коридоре, тебя учат не поддаваться гневу. У них свои причины. Сохраняй спокойствие, и ты увидишь больше. Но на льду мы знаем, что лучше не выпускать из рук оружие, которое выковали для нас столько тяжелых лет. — Он ткнул тупым пальцем в грудь Ноны. — Держи этот огонь. Используй его. Мы, люди, дикие существа, и, когда мы вспоминаем об этом, мы становимся самыми опасными.

Нона больше не видела этого человека, но его слова ударили по ней, как молоточки по колоколу, и она звенела ими даже сейчас, в тихой темноте, и крепко держалась за свой гнев.

— Вставайте! Они идут!

Нона открыла глаза, которые, она была уверена, только что закрыла, и увидела только ночь.

— Быстро!

Она застонала, напрягшись всем телом, и перекатилась как раз вовремя, чтобы увидеть высокую фигуру, уходящую от двери с фонарем в руке. Вокруг нее послушницы вскакивали с постелей, кто-то ворчал, кто-то тревожился.

— Шерзал собиралась быть здесь не раньше полудня!

— Члены королевской семьи делают, что хотят. — Клера, все еще комок в постели.

— Всем встать! Одеться. — Мэлли, староста Серого Класса, подкрутила фитиль в ночном фонаре.

Нона застонала, сбросила одеяло и начала влезать в юбки. Пальцы занялись шнурками и завязками, не нуждаясь в наставлениях от ее одурманенного сном разума. Она не солгала, что ей будет слишком больно делить постель с Клерой. Во время сна она только закостенела: она надеялась, что пальцы рук и ног Дарлы болят так же сильно, как синяки, которые та дала взамен.