Ее разговор с дежурным привлек внимание сидевшего за столом, и теперь, прежде чем что-то написать, он косил глаза в ее сторону и, наклонившись, продолжал с особым рвением корябать ручкой на листке.

С виду он ничем не привлекал внимание, но его мечущийся взгляд выдавал в нем беспокойную, стремившуюся вырваться наружу мысль.

Дежурный вернулся.

– Стойте здесь, скоро за вами спустится следователь.

– А кто это? Преступник? – тихо спросила Галина.

– Нельзя исключить, – гыкнул дежурный. – Жена у него пропала. Как положено, трое суток прошло, – выдал он негромко и, быстро одернув себя, нахмурился и предупреждающе кашлянул.

Прошло еще несколько минут, и Галина, успев надышаться местным воздухом, теперь ощущала только усталость. И ясное, четкое осознание того, что пришла она сюда, возможно, на свою беду, вопреки здравому смыслу, ее успокаивало.

Все, что она видела вокруг, – формальное, тусклое, унылое, так неумолимо и точно отображало ее нынешнюю жизнь, что в голове крутился только один вопрос: «Почему я не сделала это раньше?»

В ожидании следователя, тщательно подбирая слова, которые могли бы передать всю нелепость и трагизм ситуации, она готовилась к исповеди.

– Ганушкевич, сколько можно? Ты, голубчик, второй час здесь сидишь! – окликнул мужчину дежурный.

– Готово, вспомнил. Вот, послушайте и вы тоже! – И мужчина, повернувшись к Галине, бесцеремонно ткнул в нее пальцем.

– Всякая женщина – зло, но дважды бывает хорошей: на ложе любви и на смертном одре.

– Муй бьен, сеньор, – оскалилась Галина. – Но даже не думайте приписать это открытие своему воображению.

– Помилуйте, сеньора! Это Поллад. Но именно с этого я и пытаюсь начать.

– Пора бы закончить! – гаркнул дежурный.

– Да начали уже с этого и без вас. Тоже мне, Мериме! – усмехнулась Галина.

Дежурный, приняв этот странный диалог за возможный сговор, даже погладил себя по кобуре, но тут скрипнула железная дверь, ведущая в основное здание, и из нее показался молодой, хорошо одетый востроносый человечек. В общем и целом он был довольно симпатичный, если бы не почти карликовый рост.

– Это вы хотите что-то сообщить? – обратился он к Галине простуженным, с бабьими интонациями голосом.

Прежде чем исчезнуть вместе со следователем за дверью, Галина успела обменяться с мужчиной взглядом.

В ее взгляде читалось мрачное торжество.

– А грымза-то наша старая где? – Самоварова вошла в кабинет Никитина с ощущением, что не туда попала.

Вместо Виктории Николаевны, неулыбчивой и немногословной, болезненно сухощавой, никогда ни с кем не дружившей, но скорой и сообразительной к любому слову и взгляду Никитина, в приемной полковника сидело пугливое и молодое, даже юное существо.

– Отпустил неделю назад по состоянию здоровья. Давление уже лет пять зашкаливало. Даже «скорую» вызывали.

– И кто там сейчас?

– А… Это Саша.

Никитин подошел к Варваре Сергеевне, быстро чмокнул в щеку и тут же отодвинул для нее стул, но от нее не укрылось, как по лицу полковника пробежала волна несвойственного ему смущения.

– М-да… И откуда она?

– Да так, после академии… Через знакомых, – явно переигрывая с небрежным тоном, ответил полковник.

– Как это необычно…

– Что необычно? – насупился полковник.

– Твой выбор секретарши.

– Да что за ехидство в голосе, Варя?! Вот ведь женщины, все ваши мысли о нас только в одну сторону крутятся. А то ты не знаешь, что даже у меня есть принципы. Но, знаешь, это хорошо, что она здесь появилась, – неожиданно добавил он.

– Вот как? Почему?

– Да чтобы знать, что я еще не умер, Варь. Я кофеварку новую вчера, кстати, купил… Увидел Сашу в конце ее первого рабочего дня, посмотрел и подумал: «Вот придет Варя, опять фыркать начнет, нехорошо… Нехорошо, если Саша будет приносить дурной кофе».

– Хм… выкрутился! Какая забота, не ожидала… Ну что, давай попробуем твой кофе.

Через несколько минут перед Варварой Сергеевной стояла чашка горячего и вполне сносного напитка.

Саша, тоненькая, невысокая, с нежными щечками, к которым так и хотелось прикоснуться, явно смущалась Самоваровой, но еще больше – полковника. Поставив на стол поднос, она застыла посреди кабинета, а когда Никитин сделал мягкий жест рукой, означающий «можешь идти», тотчас поспешила, семеня на неудобных каблуках, вернуться обратно в приемную.

Полковник взглянул на Самоварову.

В ее сдержанной улыбке вместо ожидаемого сарказма сквозила грусть.

И его прорвало:

– Знаешь, я про себя ее называю «тридцать первое апреля», – признался он. – Несуществующая точка, когда все самое страшное и плохое случилось, а новое, едва рожденное, набирает свой ход, и ничто не может ни остановить, ни изменить этого движения…

Варвара Сергеевна кивнула.

«Как же я вовремя зашла… И такие чудеса! Кофеварку купил, через столько лет…»

Полковник словно услышал ее мысли:

– Прости меня, Варя… Что кофеварка, если бы мог – путевку бы тебе давно купил в какое-нибудь райское местечко. Но что я могу? Да могу, могу, конечно, – продолжал он неровным от волнения голосом. – Воевал все, отмахивался, как слепой… А сейчас уже, знаешь, так многоцветно, так многоголосо вокруг стало… Будто мчится поезд в майское утро и замирает на границе дождя и солнца, зависает в хлопьях тумана, и можно легко разглядеть, как из каждого окошка выглядывают лица растрепанных людей, которые смеются, поют знакомые до боли песни, целуются, плачут… Их, едущих в поезде, совсем не волнует устрашающая картинка на сигаретной пачке, они способны простить глупость и измену, в один час могут сменить работу и место жительства… И не умом они знают, а чем-то иным, что все это пустяки, а главное – в другом! И не ищут они слова, которыми можно все назвать, даже не думают про это, просто мчатся в свое утро, с носами в пыльце одуванчиков, и женщины их смешливы и лучисты, а мужчины все без исключения герои. А ты стоишь и, пораженный этим чудом, просто машешь им с перрона рукой…

– Сережа, не стоит так говорить. Жизнь, она сейчас, здесь.

– Ну о чем ты… Конечно, так.

И тут какая-то светлая, воздушная и безусловная уверенность в чем-то, исходящем свыше, легонько и ласково кольнула Варвару Сергеевну в самое сердце.

Она медленно и спокойно выдохнула, желая поделиться этим ощущением с полковником.

– Ну давай, Кассандра, что ты мне сообщить-то хотела?

– Закрывай дело кубинца.

– Даже так? Варь, ты как будто с другой планеты прилетела! Кто даст его закрыть? Двойное убийство. Муж убитой чуть не каждый день меня достает. Хотя, судя по тому, что о нем болтают, он не сильно грустит, да и при покойной, говорят, верностью не отличался.