- Стойте! - Никита, весь в поту, откинулся на спинку кресла. Он не хотел умирать! Он боялся смерти! Но больше ее, костлявой, он страшился того, что в мир иной он уйдет, не простившись с Ариной. Не увидев ее лучистых глаз, нежного рта, мягкого облака волос над чистым лбом… И не сказав в последний раз: «Я люблю тебя!» Значит, надо делать вид, что согласен. Тогда Егоров, по крайней мере, позволит им увидеться…

- Ну что, удалец-молодец, скажешь? - ухмыльнулся Федор. - Соглашаться будем аль как?

- Федор Григория, помилуйте. Просите что угодно, но только…

- А что взять с тебя? Шерсти твоей золотой клок?

- Рабом вашим буду. Только не заставляйте любовь свою предать.

- Условие одно. Ты говоришь ей в лицо, слышишь, в лицо, о нашем договоре. Потом получаешь жизнь, свободу и богатство. Неужто мало за такую ерунду? А теперь пошли. Только без глупостей. - Егоров встал, кивнул Никите, приглашая его выйти первым, и, не отрывая взгляда от его спины и не опуская дула, проследовал за ним.

Они шли по темному коридору. Никита впереди, Федор за ним, шаг в шаг, как черная тень. Дуло его пистолета упиралось в спину Никиты. Дыхание жгло шею.

Коридор кончился. Они оказались перед тяжелой дверью. Кругом было темно, только свеча, поставленная Федором на перила лестницы, дарила маленький круг света. Никита, сгорбившийся, стоял перед дверью. Ему оставалось только повернуть ключ и войти, но он оттягивал и оттягивал этот момент. Он не знал, как себя повести, не знал, что сказать, чтобы не испугать Арину, но в то же время дать понять, что они больше не увидятся…

Егоров не торопил. Он стоял позади. Молчаливый. Не отрывающий дула от спины своего врага. Никита собрался с духом, поднял глаза. Неожиданно взгляд его упал на зеркало, висящее у двери. В нем отражались темная лестница, нависающий потолок, свеча и колеблющееся пламя. Еще отражался Егоров.

Федор, уверенный, что его лица не видно, избавился от маски добродушия. Теперь в зеркале отражался дьявол. Злорадный, жестокий, торжествующий и… лукавый. Никита обмер, когда увидел это лицо. А потом понял все.

Егоров его обманул. Он не собирался его миловать и одаривать, он только жаждал Никитиного предательства и Арининого горя. А еще смерти Никиты на Арининых глазах! Что бы сейчас ни сказал ей Лошадник - Егоров выстрелит. И будет наслаждаться не столько видом истекающего кровью врага, сколько страданиями жены…

Значит, попрощаться не получится! Придется умирать сейчас.

Никита прижался лбом к двери. Мысленно перекрестился и крикнул:

- Арина, я люблю тебя!

За дверью послышался шум, быстрые шаги, потом тихий голос, плач и слова: «Любимый мой».

Никита развернулся, чтобы попытаться выбить пистолет из рук Егорова, но тут раздался выстрел. Запахло порохом. Света стало еще меньше. Никита, пока не понявший, что произошло, повалился на пол. Последнее, что он видел перед тем, как провалиться во мрак, это хромовые сапоги своего убийцы. Последнее, что слышал, - крик любимой женщины.

Глава 11

Арина без чувств лежала на полу. С того страшного выстрела прошло больше двух часов. За окнами забрезжил рассвет, от дома отъехали двое конных полицейских, Егоров в своей комнате прилег на диван. Ничего этого Арина не знала. Она пребывала в мире теней и тумана, не желая возвращаться в реальный мир боли и отчаяния.

Наступило утро. Через узкую щель в ставнях просачивался золотистый свет. Арина приподнялась с пола, приоткрыла глаза. Все то же пустынное помещение. Та же обугленная стена, только теперь без каминной решетки. Та же темнота и пыль. И то же отчаяние.

Арина подошла к двери, прислушалась. Гробовое молчание, словно дом пуст. Она застучала кулаками по дереву. Никакого ответа, даже шороха.

- Выпусти меня! - заорала она в замочную скважину.

Ответом была тишина.

Арина села на порожек, прислонилась спиной к двери. Устало закрыла глаза, задумалась. Что же произошло этой ночью? Она слышала Никитин голос, потом выстрел. Больше ничего. После она упала на пыльный пол и провалилась в небытие. Егоров убил Никиту? Не может быть! Арине казалось, что если бы ее любимый умер, она почувствовала бы это. Или же ее сердце перестало биться сразу же, когда остановилось его. Он жив! Жив.

Егоров пришел к ней на следующую ночь. Усталый, в пыльном сюртуке и грязных сапогах.

- Куда ты ездил? - Арина вскочила. Остатки дремы сразу слетели с нее.

- Жмурика отвозил. - Федор грубо толкнул жену, а когда она упала на пол, навис над ней, уперев руки в бока.

- Кого?

- Лошадника твоего покойного. Знаешь, наверное, что убил я его.

- Ты врешь! - выкрикнула Арина и начала было подниматься, но нога в заляпанном грязью сапоге пихнула ее в грудь.

- Разве не слышала выстрел? Али меня не знаешь? Я предательства не прощаю. Сдох твой полюбовник.

- Не верю! Не верю! - тихо твердила Арина, глядя Егорову прямо в глаза.

- Глянь тогда. - Он отворил дверь и показал на пол в коридоре. На нем, прямо у порога, сначала растеклось, а потом застыло огромное кровавое пятно. - Прямо в сердце попал.

- Убью! - Арина, как дикая кошка, напрыгнула на Федора, вцепилась ногтями в его лицо.

Егоров, не ожидавший столь мощной атаки, сначала растерялся. Но через несколько секунд пришел в себя. Оторвал беснующуюся жену, бросил на пол, пнул ногой в живот, чтобы поутихла. Потом достал нагайку и обрушил на ее худенькую спину град ударов.

Бил с явным удовольствием, но без обычного исступления. Быстро устал, видно, годы сказывались, и даже не изнасиловал. Арина рыдала, кусала кулак, сотрясаясь всем телом под ударами, но не просила пощады - она знала, что это не поможет. Ее муж не знал сострадания.

Ушел он неслышно. Вернулся примерно через день, принес кое-какую еду и воду, пару раз стегнул плеткой и пропал еще на несколько дней. Так он наведывался к ней периодически, всегда нежданный, всегда готовый к злодейству. Хуже физической боли, которую причиняла ЕГО плетка, была боль душевная, которую несли его слова. Егоров истязал ее - рассказывал о Никитином предательстве, о его бабах, которых он таскал в свою комнату в N-ске, потом, видя, что жена в это не верит, смаковал подробности той ночи, когда окровавленное тело ее Лошадника рухнуло на дощатый пол.

Арина затыкала уши, сжималась,