28-го армия, обойдя английские укрепления, встала на левом берегу Луары напротив Орлеана, несколько выше города. Широкая река легла перед ней непреодолимой преградой: флотилия, приготовленная здесь для перевозки провианта и части войск, должна была подняться против течения и пристать к противоположному берегу ещё выше по реке, в порту Шеей, но она не могла этого сделать, так как дул сильнейший встречный ветер.

Эбергард Виндеке говорит, что Девушка даже расплакалась, видя эту картину.

Когда Бастард Орлеанский, командовавший в городе, в лодке переправился через Луару и явился к ней, она накинулась на него:

«Это вы посоветовали вести меня этим берегом реки, а не прямо туда, где Тэлбот с англичанами?»

Он возразил, что таково было решение не его одного, а всего командования. Но она продолжала:

«Во имя Божие, совет Господень мудрее и вернее вашего. Вы думали меня обмануть, а обманули сами себя: я приношу Орлеану помощь, лучше которой никогда не получал ни один город и ни один воин, – помощь Царя Небесного. Это не потому, что Бог меня как-нибудь особенно любит, – но Бог Сам, по молитве святого Людовика и святого Карла Великого, сжалился над Орлеаном и не позволит врагам владеть и телом герцога Орлеанского, и его городом!»

Едва она успела произнести эти слова о помощи Божией, «почти в то же мгновение, – говорит Бастард, – ветер переменился и стал благоприятным; паруса тотчас раздулись». По словам Гокура, она даже прямо сказала, что ветер переменится. «Каждая наша баржа могла теперь вести на буксире две или три другие», – говорит орлеанская «Хроника празднования 8 мая».

«Сила Божия, – сказал в этом своём рассказе о первой встрече с ней Бастард Орлеанский. – Думаю, что Жанна и её ратные подвиги были от Бога… тем более что, по словам этой девчурки, она видела святого Людовика и святого Карла Великого, молящихся за короля и за город».

Провиант, быстро погруженный на баржи, был переброшен на тот берег, в Шеей и на следующий день благополучно доставлен в город. Большая же часть армии должна была вернуться в Блуа, где находился ближайший мост, и оттуда с новым обозом продовольствия идти обратно на Орлеан правым берегом, именно так, как Девушка хотела с самого начала.

Между тем в Орлеане народ ждал не только продовольствия, но и войск, и в особенности «девушки, которая шла по повелению Божию поддержать город и снять осаду». Бастард знал об этих настроениях, порождённых всеми вестями и толками последних двух месяцев о «белой Девушке», «Вестнице Божией», и он хотел скорее увидеть её в Орлеане, особенно после случая с переменой ветра, который на него самого произвёл такое впечатление.

Ей приходилось разрываться. Она понимала, что её место в Орлеане; но в то же время ей не хотелось расставаться с армией, над которой она едва начала обретать духовную власть. Кроме того, как рассказывает Симон Бокруа, она боялась, что «армия может не вернуться и всё дело может расстроиться». Она уже догадалась или почувствовала своим женским нутром, что при дворе действуют различные кланы с различными устремлениями и что её «благородный дофин» – «святое знамя королевства», как она его ещё называла, – вполне способен попасть в другие руки и передумать. Д’Олон подтверждает со своей стороны, что действительно не было твёрдой уверенности в том, что армия вернётся в Орлеан. Люди, бившиеся за национальное освобождение, слишком хорошо знали то, что выразил Жан Жувенель дез-Юрсен, взывая к Карлу VII: «Зачем спишь ты, государь?» Девушка встряхнула короля и вывела его из его неподвижности. Но он так легко мог опять запереться в своих «жалких домишках и тесных комнатушках». Уже отрядив Сентрая к Филиппу Бургундскому он был на это готов. И теперь в Королевском совете в самом деле опять явилась мысль – уклониться от риска, сберечь армию и предоставить Орлеан его судьбе; так, по крайней мере, рассказывает Жан Шартье, который был официальным историографом Карла VII – и, тем не менее, беспощаден к временщикам первой половины царствования.

На просьбу Бастарда войти в Орлеан немедленно она сначала ответила отказом, «говоря, что не хочет расстаться с ратными людьми, которые исповедались, покаялись и исполнились доброй воли». Но Бастард не сдавался, сговорился с другими военачальниками, и общими силами они в конце концов убедили её идти в город. Души солдат она оставила на попечении Пакереля, велев ему вместе с армией возвращаться назад в Блуа.

С несколькими сотнями людей она переправилась через Луару, высадилась в Шеей и переночевала в замке Рюлли. Существует документ – сохранившийся, правда, только в копии XVI века, – о том, что Ги де Калли, у которого она остановилась в Рюлли, вместе с ней имел видение херувимов, – как, может быть, и Карл VII имел вместе с ней видение короны в Шиноне.

Там же она провела, по-видимому, большую часть дня 29 апреля и только около 8 часов вечера въехала в Орлеан через восточные («Бургундские») ворота.

«Она была в латах, на белом коне; перед ней несли её знамя, тоже белое. По левую руку от неё ехал Бастард Орлеанский. За ним следовало множество других вельмож, оруженосцев, военачальников и ратных людей, а также орлеанских горожан, вышедших к ней навстречу. Её встречали другие горожане и горожанки, с большим количеством факелов, и радовались так, как если бы Сам Бог снизошёл к ним, и не без причины, потому что они пережили много тягот, огорчений и бед и страх быть покинутыми и потерять всё – и жизнь и имущество. Но они уже чувствовали себя утешенными и как бы вызволенными из осады божественной силой, обитавшей, как говорили, в этой простой девушке, на которую все они, мужчины, женщины и малые дети, смотрели с великой нежностью. И была невероятная давка, люди хотели приблизиться к ней и прикоснуться к ней или к её коню – настолько, что один из тех, кто нёс факелы, так приблизился к её знамени, что оно загорелось. Тогда она дала шпоры своему коню, повернула его на знамя и потушила огонь так легко и ловко, точно она уже много лет была на войне; и этому дивились ратные люди, а также и горожане, которые шли за ней через весь город».

К этому описанию из «Дневника Осады» можно только добавить показания свидетелей о том, что, войдя в Орлеан, она прежде всего отправилась в кафедральный собор (Святого Креста).

Утром, чтобы обеспечить доставку провианта, защитники города провели диверсию против форта Сен-Ay, господствовавшего над дорогой из Шеей в Орлеан. Вечером же сама Девушка проследовала мирно и без всяких затруднений: англичане не сделали ничего, чтобы ей помешать, хотя ещё 27-го они перехватили партию продовольствия, доставлявшуюся из Блуа, а 28-го быстро загнали назад в город ратных людей и ополчение, вышедших навстречу небольшому отряду, посланному из Блуа за несколько дней до главных сил. Теперь осаждавшие, как видно, заметили, что у арманьяков изменился настрой. Перемены начались.

* * *

На следующий день, 30 апреля, осаждённые атаковали один из северных фортов, но после довольно продолжительной стычки вернулись ни с чем. Девушка не приняла в этом деле никакого участия. Как говорит Бастард, она хотела сражаться как можно скорее – если англичане не «уступят правде Царя Небесного» и не уйдут сами; но сначала, прежде всего она хотела получить ответ на это своё требование уйти, предъявленное именем Божиим. А так как ответа не было, она в этот день написала англичанам вторично, «совсем простыми словами». И при этом требовала вернуть ей герольда, который отвёз её первое письмо из Блуа.