Он встал на ноги, пригнулся, шаг, второй, к лестнице. Спина горела, он знал, что выставлен напоказ, знал, что колени могут подкоситься в любой момент. Выстрел в спину можно даже не заметить. Пуля попадает в ствол позвоночника, рвет нервы, кости и мышцы на куски, и последнее воспоминание из этой жизни – взгляд вниз на собственное тело и на зияющую дыру в груди.

Но ноги не подкосились. Он перепрыгнул перила лестницы. Не побежал, а упал вперед, покатился и ударился о стену, вниз, вокруг себя и вниз, пока не достиг конца лестницы и не приземлился на толстый, мягкий, воняющий парфюмом труп.

Он сидел верхом на ляжках Агнес Усе, в свете сверху едва различая контуры тела, упираясь ладонями в ее грудь, в блузку, пропитанную теплой густой кровью. Фредрик поднялся, и в ее горле заклокотало, словно в полупустой сосательной трубочке. Для размышлений, сказала Усе в последний раз, когда он был тут внизу, и он знал, что дальше есть два пути. Один в гараж и один в фотоателье. Тут должен быть гараж. Ворота в гараж. На улицу.

Шаги по паркету. Фредрик замер, услышав два приглушенных хлопка. Выстрелы делались через глушитель. Преступник выстрелил в Андреаса снова. Дважды. В грудь, Фредрик знал. Он не видел этого, он просто знал. Так описывалось это в учебнике.

Шаги на лестнице раздались одновременно с тем, как Фредрик распахнул дверь в гараж. Он захлопнул дверь за собой и задвинул шпингалет. Простой старый механизм. Его не получится отстрелить, как обычный замок. Охотившемуся за ним человеку придется сломать дверь. Дверь солидная, но не настолько, чтобы остановить это существо. Убийцу, который только что убил двоих человек. Фредрик, хромая, пошел по гаражу. Теперь отсюда все убрано, не осталось ни одной фотографии, только несколько стульев и старый стол. Он налег на ворота в гараж. Надавил, сжав зубы, упираясь ногами в бетон.

Почему ворота не поддаются? Он увидел ручку внизу над полом, взялся за ручку, потянул до боли в спине, попытался приподнять, но ворота не сдвинулись. Он огляделся, может быть, есть кнопка? Выключатель? Ничего.

Раздался мощный удар по двери. Убийца бил по ней с другой стороны. Неужели нет никакого выхода? Окно высоко на стене. Фредрик увидел его только сейчас. Широкое и длинное, он бы смог пролезть. Он должен пролезть. В двери снова раздался грохот. Фредрик подтолкнул стол под окно, взобрался, нашел крючки на раме и собрался вынуть стекло.

Толстая частая решетка блокировала отверстие.

Пути дальше нет.

Фредрик сполз вниз по стене.

Март 1992 года, Кольский полуостров, Россия

Наступившая ночь была непроглядно черной, и небо просто усыпано звездами.

По темноте они за час преодолели склон долины. В свете полумесяца за ними устрашающе бежали длинные тени. Ласки, которых прошлой ночью Аксель видел между стволов деревьев, держались на почтительном расстоянии от одетых в белое фигур.

Горная станция состояла из двух квадратных бетонных зданий, со стен которых облупилась серая краска. От пристани на юг вдоль фьорда гравийная дорога вела к морским базам. И там не горел ни один из прожекторов, вмонтированных в кирпичное здание.

– Здание справа – жилой корпус. А это корпус администрации, – прошептал Дикая норка.

Они проложили себе дорогу, перерезав колючую проволоку и металлический сетчатый забор, тянувшийся от моря вверх к горной осыпи, и подошли к мощной бетонной стене. Из вентиляционных окошек сочились тонкие струйки дыма. Дым был золотисто-желтым, а не серым, как казалось на расстоянии.

– Сначала жилой корпус, – указал лейтенант Фальсен.

Аксель поискал глазами взгляд лейтенанта, но тот отводил его в сторону. Фальсен не смотрел ему в глаза с тех пор, как Дикая норка отдал приказ добить раненую женщину. За защитной маской на лице Фальсена явно шла борьба. Борьба между солдатом Гудбрандом Фальсеном, слепо подчинившимся приказу, и человеком Гудбрандом Фальсеном.

Прежде чем войти в блок, Эгон и сержант Бакке проверили свои AG3 и освободили короткоствольные пистолеты «Хеклер и Кох P7» из кобур.

Даже через защитный костюм Аксель ощутил леденящий холод внутри помещения. В коридоре было по две двери с каждой стороны, в конце – лестница. Они пинком открыли первую дверь. Спальня, ванная, гостиная и кухня. Телевизор и глубокий диван. Желто-коричневые шторы погрузили квартиру в тусклую тьму. Часы над кухонной дверью громко тикали. Людей не было.

Казалось, что эту квартиру ограбили. Но ценные вещи были на месте. Не было еды, одежды, постельного белья и одеял.

В спальне Эгон слегка толкнул Акселя. У них почти не было времени поговорить после того, как сержант Бакке приказал им идти с ним, и они оставили шведа одного. Чуть ниже по склону долины, когда Стаффан Хейхе догнал их, его лицо за маской было таким же мальчишеским, таким же озорным, как и раньше. Только тонкая полоска крови на груди свидетельствовала о том, что случилось.

Эгон показал на снимок над кроватью. Широкоплечий мужчина с дружелюбными узкими глазами. Высокая и худая женщина, блондинка, на лице в форме сердца большие, круглые очки. Между ними мальчик лет четырнадцати или пятнадцати. Семья из сторожки.

– Какая она была красивая, – задумчиво произнес Аксель.

Все квартиры походили друг на друга. Маленькие, по-спартански обустроенные, из которых будто бы украли одежду, полотенца и съестное. Проверив верхний этаж, лейтенант Фальсен указал на узкую лестницу, ведущую в подвал.

Лестница спускалась глубже, чем они ожидали. Внизу оказалась тесная влажная комната со стальной дверью, побелевшей от конденсата.

– На счет три, – сказал Фальсен и стал тихо считать.

Хейхе открыл дверь, и остальные ворвались внутрь.

Впервые Аксель был благодарен, что на нем противогаз. Зловоние трупов должно было быть нестерпимым.

На первых, ближайших к ним кроватях лежали мертвые тела. Обмытые трупы носили отпечаток ухода после смерти. Лица изуродованы болезнью и обезвоживанием, с оставшимися от язв сухими кожными мешочками. Пятна присохшей желто-коричневой массы покрывали одеяла, натянутые до подбородка маленькому мальчику, лежавшему рядом со своей матерью.

Под кроватями стояли ведра с испражнениями. Грязные полотенца и простыни сложены в мешки.

Когда-то здесь, наверное, был зал для собраний и празднований, потому что у стены стояло пианино, а в конце помещения – сцена. Стену за сценой украшали картины, изображающие мужчин, работавших в поле. Радостных женщин в белых халатах, держащих в руках колбы с реагентами. И детей, нарисованных как уменьшенные взрослые, с маленькими головами и слишком длинными конечностями, беззаботно играющих на свободной от машин улице. С поблекшей фотографии над картинами словно наблюдает за всем российский президент Борис Ельцин.

Аксель медленно обошел комнату и понял, что те, кто прожили дольше всех, лежали на кроватях перед сценой, так как никто не накрыл тела этих мужчин и женщин одеялами. Никто не обмыл их от испражнений, пота и гноя.