— Наш народ и по сию пору чтит госпожу Грасию Насси, — добавил Соломон. — Эту женщину называли Еврейским Сердцем, а поэт Самуил Уске посвятил ей поэму «Утешение Израиля».

— У Грасии был племянник Иосиф, — продолжал рассказ Хаим. — Он сделался богатым и влиятельным банкиром, кредитором доброй половины европейских монархов и советником султана, за что тот пожаловал ему ханский титул. Иосиф и Грасия выкупили у турок Тибериады, чтобы евреи могли вернуться в землю обетованную.

Томаш улыбнулся.

— Так это ваша семья развязала ближневосточный конфликт?

— Интересный вопрос, — сказал молодой еврей, почесав бороду. — Мне больше нравится считать, что мои предки послужили орудиями Господа.

— Лучше не скажешь, — поддержал раввин. — Иосиф Насси был сказочно богат, так богат, как сам царь иудейский. Кстати, Насси на иврите означает «царь». — Он потрепал ученика по голове. — Вот почему мы зовем «царем иудейским» нашего Хаима.

— Какая потеря для моей страны! — сокрушенно произнес Томаш. — Представляете, какую пользу могла бы принести семья Насси Португалии?

Соломон посмотрел на большие настенные часы.

— Но вы, я полагаю, пришли сюда не для того, чтобы говорить о прошлом.

Томаш, спохватившись, полез в свой старый портфель и достал стопку ксерокопий.

— Я вот зачем пришел, — проговорил он торопливо. — Как я уже говорил по телефону, мне нужна ваша помощь с этими документами. — Норонья протянул раввину всю стопку и еще один лист отдельно. — Особенно вот с этим.

Нацепив маленькие круглые очки, Соломон принялся изучать покрывавшие лист каракули.

— Что это? — спросил он наконец.

— Подпись Христофора Колумба.

Старик задумчиво погладил серебряную бороду, опустил очки на кончик носа и поглядел поверх стекол на Томаша.

— Судя по всему, это много больше, чем просто подпись.

Португалец кивнул.

— Я так и думал, — признался он. — Это как-то связано с кабалой?

Соломон сдвинул очки на переносицу.

— Может быть, очень может быть, — бормотал он вполголоса, так и сяк переворачивая лист и касаясь букв чуткими худыми пальцами. — Боюсь, мне понадобится время, чтобы заглянуть в книги и посоветоваться с друзьями. — Старик вздохнул и снова поглядел на часы. — Сейчас одиннадцать… Так… дайте подумать… А что если вам вернуться сюда к пяти?

— Конечно.

Томаш встал, Хаим, повинуясь молчаливому приказу учителя, последовал его примеру.

— Пусть Хаим идет с вами. Он отличный гид и прекрасно знает Старый город. — Раввин махнул рукой. — Lehitra'ot.[87]

Португалец и его провожатый отправились в город, а старый каббалист склонился над столом, поглощенный загадкой подписи Христофора Колумба.

Солнце над еврейским кварталом стояло высоко, но воздух по-прежнему оставался сухим и свежим. Томаш едва поспевал за Хаимом, на ходу застегивая куртку.

— Что вы хотели посмотреть? — спросил израильтянин.

— То же, что и все. Гроб Господень и Стену Плача.

— С чего начнем?

— А что ближе?

— Западная стена, — ответил Хаим, указывая направо. — Отсюда пять минут.

И они направились к священной для любого иудея стене. Миновав Йешиват-Эц-Хайм, Томаш и Хаим вышли на площадь Хурва. Это было единственное просторное место во всем Старом городе. На широкой площади, среди кофеен, летних веранд, сувенирных лавок и деревьев доминировали четыре сефардийских синагоги, построенных выходцами из Испании и Португалии, руины синагоги Хурва и стройный минарет мечети Сидна-Омар. Израильтянин с португальцем повернули на восток, прошли под сводами знаменитой Тиферет-Исраэль и снова углубились в лабиринт узких кривых улочек.

— Как вы думаете, раввин сумеет разобраться с подписью? — спросил Томаш, глядя себе под ноги.

— Ребе Соломон Бен-Порат один из лучших каббалистов в мире. Желающие познать секреты Торы съезжаются к нему отовсюду. Он не какой-нибудь там Chelmer chochem.

— Не какой-нибудь кто?

— Chelmer chochem.

— Что это такое?

— Chelmer chochem значит мудрец из Хельма. Это у нас шутка такая, — засмеялся израильтянин. — Хельм — город в Польше, где всегда жило много евреев. Знаете, англичане рассказывают анекдоты про ирландцев, французы про бельгийцев, а мы про раввинов из Хельма. Когда кто-нибудь несет чушь, его называют хельмским мудрецом.

— Мы в Португалии называем такое мудростью дураков, — прокомментировал Томаш.

— Мы, евреи, больше всего любим анекдоты о самих себе. Евреи обожают подшучивать над евреями, над нашим особым складом ума. — Хаим поднял руку в предостерегающем жесте. — Но учтите, мы не выносим, когда это делают другие.

— Прямо как мы, португальцы! — обрадовался Томаш. — Когда португалец ругает соотечественника, это нормально. Но не дай бог иностранцу начать ругать португальца.

— Есть одна вещь, над которой мы смеемся особенно часто. Еврейская chutspah.

— Как вы сказали?

— Chutspah. Это можно перевести как наглость, дерзкий до бесстыдства вызов окружающим и обстоятельствам. Как у того еврея, которого судили за убийство родителей: обвиняемый просил суд о снисхождении на том основании, что он круглый сирота.

За синагогой Йешива открывался вид на широкую площадь, обрамленную стеной из огромных известняковых глыб. Люди разных возрастов, все с покрытыми головами, подходили к стене, надолго застывали перед ней, беззвучно шевеля губами и касаясь ладонями шершавых древних камней. Место для молитвы было отгорожено от площади кованой решеткой, в орнаменте которой проглядывали очертания миноры.

— Kotel Hamaaravi, — торжественно произнес Хаим. — Западная стена.

Лицезреть воочию сцену, сотни раз виденную на фотографиях и по телевизору, было немного странно.

— Почему это место стало главной иудейской святыней? — спросил португалец.

Хаим указал на сверкающий в солнечных лучах купол, поднимавшийся над стеной.

— Все началось здесь. Под этим куполом покоится камень, на котором Авраам должен был принести в жертву своего сына Исаака. Он уже занес нож, но в последний момент ангел отвел его руку. Мы называем этот камень even hashetiah, камнем творения, с которого начался мир. Здесь, на горе Мория, или Храмовой горе, царь Соломон воздвиг первый храм. После его смерти начались усобицы, потом пришли ассирийцы, за ними вавилоняне, которые храм разрушили. Но вавилонян сокрушили персы, и евреи снова стали хозяевами на своей земле. Тогда был построен второй храм. Прошло время, началась эпоха Александра Македонского, Ближний Восток оказался под властью греков, которых сменили римляне. Те предпочитали, чтобы иудеями правили иудейские цари. Незадолго до рождения Христа царь Ирод расширил храм и обнес его стеной, от которой осталось только западное крыло. В 66 году евреи восстали против римского владычества. Началась Иудейская война. В 68-м римляне заняли Иерусалим и почти до основания разрушили храм. В истории нашего народа это был самый черный год. Вот почему Западная стена называется стеной Плача. Здесь иудеи оплакивают свой храм.