Поэтому увидеть бога, сошедшего с небес, вот так, в простой ситуации житейской, прикоснуться к платью или костюму божества – это само по себе немыслимое что-то, вообще не укладывающееся в голове.

А когда актер становится меньше нас, тогда и отношение к нему как к обслуживающему персоналу. «Ну, поди, принеси, подай, сделай так, как я хочу, порадуй меня, развлеки меня…» То есть, он начинает обслуживать меня. Если в зале я подчиняюсь его воле, его власти, его величию, то когда он становится маленьким – уже я бог, а он исполняет мои прихоти. Вот, мне кажется, здесь такая штука происходит.

ЛН: Я понял, что артхаусная ориентация части современного кино вызывает у вас опасения. Очевидно, что режиссерское сообщество делится на непересекающиеся подмножества. Как, по-вашему, это фестивальное движение разбивает киносообщество? Или же это сами режиссеры делают?

ОШ: Я думаю, что это делают не режиссеры и не фестивальное сообщество. Потому что все это, опять же, следствие изменяющейся ситуации вообще в мире и вообще в жизни. Это само по себе не может происходить.

Отчего развиваются фестивали? Их развитие, в целом, это замечательно. Почему? Потому что это хоть какая-то возможность увидеть фильмы, поделиться тем, что ты делаешь. И, в конце концов, пусть даже это малое количество зрителей, которые ищут фильмы, которые хотят такое кино, они придут в зал и увидят его. Пусть их немного, но пусть они будут. Это лучше, чем вообще не будет ничего. Поэтому фестиваль – это хорошо в этом смысле.

Другое дело, что опасность заключается в том, что мы как бы подменяем реальную жизнь иллюзией, будто она есть. То есть, я имею в виду, что нам кажется, что кино есть, а его уже нет давно. То есть, мы радуемся… Вот нам по телевизору говорят: «Победа российского кино – фильм „Фауст“ Сокурова!» А это победа лично Сокурова, а не российского кино, вы понимаете? Никакого отношения к российскому кино это не имеет. Я не говорю, что Сокуров не имеет отношения, но это его личное достижение.

Таковы пережитки старого мышления. Режиссер делает кино, получает какую-то награду и говорит: «Это победа всего российского кино». Да, возможно, так раньше и было, поскольку вкладывались какие-то народные средства в кинематограф, он как бы поддерживался партией, правительством и так далее. Это было некое достижение нашей «новой общности человеческой», как это тогда называлось. Сейчас – ничего подобного, это достижение отдельно Сокурова. Поэтому кино, как такового, на самом деле вообще в России нет, строго говоря. Есть отдельные фильмы, есть отдельные режиссеры. Есть продюсеры, они разные, но они есть. Но кино как индустрии или как такой составляющей жизни отечественного общества – его нет, на мой взгляд, по сравнению с тем, как это было еще двадцать-тридцать лет назад. Оно перестало существовать. И таковы обстоятельства этой жизни.

Другое дело, что здесь есть и другой момент, мне кажется, очень важный. Режиссеры… Я вам сейчас вообще еретическую мысль выскажу, ужасную. Но у меня в последнее время возникает ощущение, будто существует такой негласный договор между режиссерами, продюсерами и зрителями. В чем он заключается? В том, что продюсеры и режиссеры давно не хотят делать кино для российского зрителя. А российский зритель давно не хочет смотреть отечественное кино. Они как бы договорились – без войн, без скандалов, без каких-то столкновений и митингов. Одни сказали: «Не хотим мы делать, давайте, мы что-нибудь другое – для фестивалей, для Запада, там нас поймут, а здесь не надо». А другие ответили: «Да, вы делаете „чернуху“, кино, которое нам не нравится, артхаус этот… Мы все равно не будем смотреть!»

Понимаете, ведь происходит странное, на мой взгляд, явление. Слово «кино», особенно «российское кино», все больше и больше приобретает оттенок чего-то ужасного, грязного, непотребного, отвратительного, гадкого и антигуманного.

А кто хочет для зрителя делать кино, тот думает, что зрители – идиоты, придурки, обыватели, им надо показать голую задницу, и они будут ржать, или какие-то анекдоты на грани фола разыгрывать перед кинокамерой. И это другая сторона медали, не менее страшная, на самом деле. Потому что зритель-то умнее намного, он это кино не смотрит, отказывается его смотреть. Вот – беда.

ЛН: А выход из этой беды без войны, без цунами, без извержения вулканов, без катастроф возможен? Или, как Жванецкий писал: «Большая беда нужна – все было бы спасено»?

ОШ: Ну, Жванецкий – он все-таки мудрый человек. Не знаю… Надо пробовать, понимаете? Я все больше и больше прихожу к мнению, что здесь нужно вспомнить Чернышевского, народовольцев первых. У них была «теория малых дел». Пусть сегодня два человека, завтра – три, послезавтра – еще чуть-чуть. Может быть, так стоит… Не знаю.

Я имею в виду – просто менять зрителя. Понимаете, мне кажется, что самое страшное – это то, что молодой зритель лишен настоящего кино сегодня. Лишен просто! Ну вот ему 14 лет, что он видит по телевизору? Допустим, он и телевизор-то не смотрит уже. Что ему предлагают кинотеатры? Что ему предлагает Интернет? Он ищет там шедевры мирового кино? Ну, кто-то ищет, но их мало.

Все равно, кино должно быть адресовано как можно большему числу людей. Оно демократично по своей сути. Это не интеллектуальное искусство. То есть, оно интеллектуальное, но оно – не удел избранных. Мне бы не хотелось совершенно, чтобы кино стало уделом избранных. Как этого добиться? Как повернуть кинематограф в сторону простых человеческих истин? Не знаю. Не знаю и не могу вам дать ответ (смеется).

ЛН: А почему именно кино оказалось едва ли не самым поддающимся влиянию видом искусства? Мне кажется, литература, живопись не адаптировались под вкусы до такой степени. Музыка тоже очень сильно разделилась, допустим, но почему именно кино восприняло изменение зрителей, как догму, и режиссеры охотно встали под эти новые знамена?

ОШ: Ну, во-первых, не все встали под эти новые знамена… Но ведь это очень просто. Потому что, мне кажется, кино стало изготовлять продукт. Это стало бизнесом, вот и все. Поэтому продюсеру важно угадать желание зрителя, важно ему потрафить, важно уловить его настроение.

Вот у нас скоро будет конференция по кинобизнесу во ВГИКе. Там собираются всякие замечательные люди, очень уважаемые кинодеятели, продюсеры и так далее. О чем они там будут говорить, это любопытно. Но мне кажется, что у них… или специально они так, или это уж так их ум устроен, но у них совершенно извращенные, искаженные представления о русском зрителе, на мой