– Сожалею. Не надо было показывать вам эту пленку. Подышите немного воздухом в саду, пока я просмотрю ее еще раз.

Лаву требовалось впитать в себя образы и произнесенные слова. Проникнуться тем, что было у Боумана на уме, когда он снимал эти сцены.

Карла прошлась по рощице, отделявшей мастерскую от дома, чтобы унять тошноту, дать схлынуть адреналину, немного прийти в себя. Ей требовалось выговориться. Но Натан был слишком занят своим расследованием. Невосприимчив. Она толкнула дверь сарая.

Леа, Джесси и Томми окружали Сэма, вырезавшего бизона. Все полки мастерской были заставлены фигурками из дерева, изображавшими животных, индейцев, хоганы – традиционные жилища племени навахо, тотемы. Сэм воспроизвел целую деревню, населенную священными существами, словно чтобы обессмертить свою былую жизнь.

– Это и есть ваше ремесло? – спросила Карла.

– Нет, мое ремесло – это кисть.

Она напрасно озиралась, ища среди окружавших ее деревяшек хоть что-нибудь, похожее на картину.

– Картин вы тут не увидите. Я мажу краской всего одну-единственную штуку, всегда в один и тот же цвет, но в этой мастерской она бы не поместилась.

Он явно подшучивал над ней, но ей было не до шуток. Он понял это и объяснил:

– Золотые Ворота. Мост. Вы ехали по нему сюда. Я в бригаде, которая каждый день красит металлическую конструкцию суриком. А когда заканчиваем, начинаем снова.

– А-а…

– Не слишком художественная работа, согласен, но когда висишь над морем на высоте шестидесяти семи метров, а в сильный ветер тебя еще и болтает метров на пять туда-сюда, уверяю вас, испытываешь сильные ощущения. А вид оттуда прекрасный, если тумана нет.

Карла не дослушала конец фразы, беспокоясь, не голодна ли Леа, не озябла ли, не хочет ли пить. Но было похоже, что девочка, в отличие от своей матери, вполне здесь освоилась. Болтала как ни в чем не бывало с Джесси под отсутствующим взглядом ее брата, не отстававшего от них ни на шаг. Карла велела дочери ничего тут не сломать и вдруг почувствовала мощную руку Сэма на своем плече. Индеец увлек ее наружу и пригласил сесть на маленькой дощатой террасе, окружавшей мастерскую.

– Не беспокойтесь за детей. Здесь для них настоящий рай. Можно трогать что угодно без всякой боязни, дерево штука прочная. Впрочем, Леа, похоже, здорово заинтересовалась.

– Извините меня, я очень встревожена…

– Незачем скрывать вашу тревогу. Те, кто водится с Натаном, в конце концов подходят к злу слишком близко. Своим друзьям я бы, пожалуй, посоветовал держаться от него подальше.

– Он ищет убийцу моего мужа.

– Я вас всего лишь предостерегаю. Натан живет вне мира, особенно последние три года. Для него ничто не реально. В своих рассуждениях он исходит из того, что все окружающее нас, деревья, например, или этот дом, всего лишь иллюзия наших чувств и каждый видит их по-своему. Мой сын всегда отрицал прошлое и его правила, не дающие нашему народу угаснуть. Он выбрал путь дзен-буддистов. Это мать вбила ему в голову свои глупости.

– Я не думаю, что он совершенно безразличен к тому, что его окружает, иначе не взялся бы за это расследование.

– Мой сын делает иногда вылазки в мир, чтобы схватиться со злом врукопашную.

– Зачем вы мне это говорите?

– Потому что я вас уважаю. Вы мужественны. То, что вы делаете, требует мужества. Вы мне напоминаете Мелани.

– Его жену?

– Она была единственной, кому удалось его очеловечить.

– Как она умерла?

– Ее убил один из самых опасных психопатов нашего времени, Слай Берг. Натану удалось влезть в шкуру этого маньяка, чтобы угадать его будущую жертву. Тот взбесился из-за того, что его обошли, и напал на Мелани. Когда мой сын вернулся домой, было слишком поздно. Мелани была…

Сэм провел рукой по лицу, чтобы согнать внезапно возникшее на нем выражение ненависти. Если бы Карла знала, что он скажет, она бы попросила его замолчать.

– Этот псих вырвал ей придатки… голыми руками… через влагалище… Изодрал матку в клочья… Но это еще не все… Когда мой сын подоспел, в этом крошеве еще шевелился зародыш…

– О нет…

На Карлу снова накатил приступ тошноты. Она сделала Сэму знак, что больше не в силах терпеть.

– Натан ничего вам не рассказывал?

– Он мало говорит о себе.

– Знаете, как навахо звали его, когда он был ребенком?

– Нет.

– Мы тогда еще жили в Аризоне. Весь род называл его White shadow.

– Белая тень?

– Из-за цвета его кожи, она у него светлее, чем у наших, а еще из-за характера, неуловимого, словно тень.

– Берга арестовали?

– Хотите знать, чем закончилась эта история, хоть это будет не слишком приятно слышать?

– Это поможет мне забыть мою собственную.

– Натан совершенно отождествил себя с Бергом и в конце концов опередил его с последней жертвой. Поймал убийцу, переломал ему руки-ноги и живьем сунул в выгребную яму. Вот и конец истории.

Сэм достал пачку «Винстона» из кармана, стукнул ею о предплечье и предложил сигарету Карле. Чиркнул спичкой, осветившей их лица на несколько секунд. Карла сделала глубокую затяжку и медленно выпустила дым к верхушкам деревьев, ласкавших облака.

– Жизнь – вспышка молнии в ночи, верно? – сказал Сэм, лукаво подмигнув ей.

Карла согласилась. Он казался ей добрым и мудрым. Несмотря на рассказанные им ужасы, его присутствие успокаивало. Она выкурила сигарету до половины, прежде чем продолжить разговор.

– Что, по-вашему, бывает после смерти?

– Вы спрашиваете из-за вашего мужа?

– Ответьте откровенно.

– Тут важно, в чем убеждены вы, а не я.

– «Ликуйте и радуйтесь, ибо велика будет награда ваша на небесах», – сказал Иисус.

– Вот видите, бояться нечего.

– Мне важно знать ваше мнение.

– Почему?

– Вы мне кажетесь мудрым.

Он рассмеялся.

– Культура навахо передается из уст в уста, а у вас на первом месте писания. Вы верите в событие, произошедшее аж две тысячи лет назад, потому что располагаете письменными свидетельствами. Так какая разница, во что верит старик, чьи предания искажались на протяжении многих поколений?

Черные глаза Карлы продолжали пристально смотреть на него в ожидании более удовлетворительного ответа. Догадавшись, что она от него не отстанет, он уступил:

– Большинство индейцев думают, что дух остается жить где-то между небом и землей. Мы не знаем точно где. Ведь умершие не говорят, и еще никто из них не возвращался, чтобы рассказать нам об этом.