До «отмычки» слабо доходили слова писателя, да и немудрено – вряд ли кому-то когда-либо приходилось побывать в центре «веселого призрака» и остаться в живых. Поэтому он, по инерции продолжая стоять навытяжку, лишь наблюдал, как человек в черном повернулся к нему спиной и медленно подошел к крутящемуся вихрю, внутри которого замер Корень, судорожно прижимающий к себе бесполезный автомат.

– Ты же знаешь, что меня невозможно убить ни миной, ни пулей, – устало произнес человек в черном пальто. – На что ты надеялся, когда шел сюда?

Корень молчал.

– Но ты привел ко мне ученика, – продолжал писатель. – И я не думаю, что ты всю жизнь мечтал превратиться в снарка или в какой-нибудь артефакт. Поверь, это очень больно. Поэтому я дарю тебе возможность сделать последний выстрел. Помнишь, как умер Такс? Вижу, помнишь… Ты умрешь так же. Приставь ствол автомата к подбородку и…

Неожиданно писатель вздрогнул, словно ему вдруг стало очень холодно. Удивление на его лице сменилось гримасой боли. Он застонал, медленно опустился на колени, после чего рухнул лицом в траву. Его длинные пальцы еще некоторое время скребли землю, словно щупальца умирающего ктулху, но это продолжалось недолго. Через несколько мгновений человек в черном затих, а вместе с ним умер и второй «веселый призрак», внутри которого стоял Корень. Лишь два идеальных круга примятой травы напоминали о том, что чья-то злая воля может порождать столь противоестественные аномалии.

Корень выдохнул и утер рукавом кровь с бороды. После чего, шагнув вперед, выдернул из спины трупа широкий боевой нож.

– Неплохой удар, Редактор, – сказал он, вытирая кровь с клинка длинной полой черного пальто. – Забирай свое оружие, теперь это твой талисман на всю жизнь.

Молодой сталкер ватными руками принял нож, и только с третьего раза смог вложить его в кожаный чехол, висящий на поясе.

– К-как ты меня назвал? – переспросил он, слегка заикаясь.

– Только Редактор может убить настоящего писателя, – наставительно произнес старший группы, ставя «Вал» обратно на предохранитель. – По-другому с ними не справиться.

– И… ты знал? Всё это время знал и ничего мне не сказал?!

– А чего говорить? – пожал плечами Корень. – Риск благородное дело, вот я и поставил на «отмычку», который в свободное время пытался писать рассказы на сигаретных пачках. Редакторы в основном получаются из потенциальных писателей, тех, что по каким-то причинам ими не стали. Хотя иногда бывает, что Редакторам удается совмещать убийство с созиданием. И тогда получается самый сильный и могущественный монстр, которого может породить Зона. Ведь в его власти как убивать писателей, так и давать жизнь новым, и при этом они не забывают создавать свои собственные миры. Но не переживай, это не твой случай. Ты лишь убийца, как и все мы в активной Зоне. Так что с новым именем тебя, сталкер. А сейчас пошевеливайся, нам еще периметр разминировать надо. Того и гляди какая-нибудь тварь ненароком подорвется, а это нам с тобой, напарник, прямой убыток.

Виктор закрыл книгу и положил на простыню. Писатель из рассказа напомнил ему персонажа давнего фильма о сталкерах, про который упоминал Бехрам. Фильм давно забыт, а его герои живут – и в этом мире, и в соседних. И сами продолжают создавать новые миры.

А еще в голове Виктора всплыли слова рыжебородого сталкера, с которым Виктор познакомился у Вечного костра. Корень, Легенда Зоны, который ничего не помнит о своем прошлом. Может, оно и к лучшему, что не помнит?

Может, и так, но решать это не Виктору. Тем более, что рыжебородый сталкер как чувствовал, обращаясь к нему с просьбой. Что ж, перед тем, как покинуть Зону навсегда, у бывшего майора Савельева появилось еще одно важное дело…

Прошло два дня. За это время все успели отдохнуть и подлечить раны. Совершенно случайно на глаза Захарову попались документы из моего рюкзака вместе со старой фотографией выброса. Он долго держал в руках снимок, сличая его с тем, что отснял сам два дня назад. На мой взгляд, они были абсолютно идентичными. Но академик ничего не сказал по этому поводу, просто бережно отложил в сторону потертую фотографию и принялся листать документы.

Через несколько минут его руки начали мелко трястись, но он продолжал лихорадочно перелистывать страницы. Я с удивлением наблюдал за стариком. Наконец он с видимым усилием оторвался от документов и незамедлительно поинтересовался, сколько я за них хочу. Чисто смеху ради я назвал сумму в миллион евро – и через час Захаров сообщил мне номер счета в оффшорной зоне, на который переведена озвученная сумма. Я лишь пожал плечами – Зона такое место, где чудеса случаются настолько часто, что просто перестаешь им удивляться.

Наконец мы отправились обратно. Группа Меченого единогласно решила проводить меня к небольшому кордону у села Терехов, что стоит на болотах, и заодно навестить Болотника. Конечно, база Захарова была в Зоне оплотом аллопатической медицины, даже раны Клыка и Японца за пару дней почти затянулись. Но всё же сталкеры больше доверяли искусству Болотника. Народная медицина – она всегда ближе к народу.

От базы ученых до болот мы прошли без приключений. Следопыт знал такие тайные тропы, о которых даже не подозревали самые опытные сталкеры.

– Прям будто не Зону с севера на юг пересекли, а в турпоход сходили, – пошутил Клык.

– И слава ей, что так, а не иначе, – буркнул на это Меченый. – Не навоевался еще, что ли?

– Навоевался, – покладисто согласился сталкер. – Но война ж для мужика как водка – чем больше пьешь, тем больше хочется, хотя знаешь, что вредно.

Меченый покачал головой и ничего не ответил. Я знал – он глубоко переживал смерть Выдры и во всем винил только себя…

Заночевали мы недалеко от Рассохи, а рано утром уже были возле домика Болотника. Встречать нас вышел сам хозяин лично.

– Я всё знаю, – вместо приветствия сказал он. – Проходите.

Мы прошли в гостиную, где был накрыт огромный стол, на середине которого стояла большая бутыль, наполненная мутноватым содержимым в окружении семи граненых стаканов. Также на столе лежали нарезанная ломтями свежая булка черного хлеба и огромный шмат настоящего деревенского сала. Так по обычаю встречают закадычных друзей, вернувшихся живыми с войны.

– Угощайтесь, – сказал Болотник. – Мы подойдем позже вместе с горячим.

И махнул мне рукой – идем, мол…

…Мы стояли на больничной половине дома возле койки, которая снилась мне не одну ночь. Сорок пятая так и не пришла в себя. Тщательно расчесанные волосы окаймляли бледное лицо. От густых ресниц на щеки ложились чуткие тени, шевелящиеся при неверном свете свечи, и от этого казалось, что девушка вот-вот откроет глаза. Но впечатление было обманчивым, как и любой мираж, выдающий желаемое за действительное.

– Я всё знаю, – повторил Болотник. – Поэтому не стой столбом и давай его сюда.