чем поработать. Мне незачем исправлять вас. Мне нужно исправить себя, потому что я – своя главная проблема. И я хочу, чтобы у вас всё получилось, но знаете что? На деле парень справа не дойдет до конца, а парень слева выкарабкается. Только десять процентов дойдут до конца. Я два года просиживал здесь штаны. Я не врубался. Не хотел бросать наркоту, нездоровые отношения, уличную жизнь. Не вылезал из дерьма. Я не буду из-за вас не спать ночами. В этом жестокая правда. Я вам не посредник и не нянька. Так что, чуваки, если вы приходите сюда каждую неделю просто чтобы поспать, это очень херово. Потому что то, что вас сюда привело, та же ситуация повторится снова, повторится много раз, и если вы не освоите эту программу, то снова наступите на те же грабли… а я просто буду сидеть и смотреть на вас, как в зоопарке. Тюрьма – как шаверма 24. Всегда открыта. Так что просыпайтесь, включайтесь в обсуждение».

И это подводит Джимми к его третьей истории: ее я слышала всего один раз, и не смогла получить подтверждения от родственников Эспинозы. От этой истории его пробрало сильнее всего. Короткая, стандартная, но самая болезненная для Джимми.

«Ей было двенадцать», – говорит Эспиноза. Его дочь изнасиловал друг семьи.

«Я должен был принять серьезное решение, – продолжает Джимми, – пойти и разнести этому ублюдку башку, у меня было на это право. Отсидел бы лет тридцать, и что такого. Я же и так гангстер. Мне комфортно в любой тюрьме, вообще норм. Ну так и что: прикончить ублюдка, или забить болт?»

В момент, когда Джимми узнал об изнасиловании, он думал, что есть два решения. Убить или не убивать. Но на самом деле, как он понял теперь, решение заключалось в другом. На самом деле оно звучало так: «Мне принять это на свой счет и прикончить ублюдка, или подумать о дочери, и быть с ней рядом, оказать ей поддержку?» Убив этого парня, он вычеркнул бы себя из жизни дочери в момент, когда был ей нужен больше всего.

«Твою мать», – шепчет один из парней.

«Я сделаю всё возможное, чтобы женщины, которые с вами живут, не замирали от ужаса, когда вы переступаете порог, – тихо говорит Джимми, – я борюсь за жертв на передовой. И хочу видеть, как вы сами делаете свою жизнь лучше. Тогда еще одна женщина в мире будет в безопасности».

Часть III. Середина

Трещины

Примерно в то же время, когда Роки убил жену и детей, на другом конце страны женщина по имени Дороти Гиунта-Коттер бежала от своего мужа Вильяма, который унижал и оскорблял ее. Она отправилась в убежище в Мейне вместе с младшей дочерью, Кристен, имея на руках только временный запрет на приближение, который, к тому же, отклонил местный судья. Он утверждал, что у него нет полномочий издать защитное предписание, поскольку Дороти зарегистрирована в Массачусетсе.

Поэтому Дороти позвонила по горячей линии в центр по борьбе с домашним насилием в своем родном городе Эймсбери, Массачусетс. Раньше она никогда не обращалась в кризисный центр Жанны Гайджер, и никто в центре не знал ее историю. Но Дороти поговорила с правозащитницей по имени Келли Данн. Данн обычно не работала по воскресеньям, но в тот день была в офисе, и что-то в голосе Дороти подсказало ей, что женщина находится в чрезвычайно нестабильной ситуации. Данн нашла для Дороти и Кристен место в приюте в Салем. В тот же день она встретилась с ними, и Дороти подробно описала ей свою немыслимо угрожающую ситуацию.

Разговор занял четыре долгих часа. Данн запомнилось удивительное терпение Кристен, которая просидела за дверью несколько часов, пока ее мать излагала подробности десятилетних издевательств, доходящих до такой крайности, что Данн до сих пор отказывается раскрыть ряд деталей, твердо следуя обещанию, которое дала Дороти в тот день. Вильям сталкивал Дороти с лестницы, оставлял синяки под глазами, насильно увозил и оставлял на ночь на складе, избивал во время беременности, угрожал убить и запрятать тело так, что никто никогда не найдет. В тех редких случаях, когда Дороти обращалась в пункт скорой помощи, муж выбрасывал ее обезболивающие. Он не позволял ей работать, так что ее жизнь была ограничена общением с двумя дочерями. Вильям работал прокладчиком кабелей, и ему удалось убедить Дороти, что он знает адреса всех приютов Новой Англии.

Дороти понимала, что по закону у отца есть право видеться с детьми. Любое соглашение об участии в воспитании ребенка потребовало бы постоянных переговоров с Вильямом. Поэтому даже если бы ей удалось доказать факт издевательств, а поскольку она никогда не обращалась в полицию по этому поводу, это было невозможно, в глазах закона у Вильяма оставались все права. Ей казалось, что просто находясь в одном доме с дочерями, она сможет их защитить. Поэтому она вновь и вновь возвращалась.

Но, как она поклялась Данн, на этот раз всё зашло слишком далеко. Вильям пересек черту. Он впервые напал на одиннадцатилетнюю Кристен – сел ей на грудь, не давая дышать, и это подтолкнуло Дороти к действию. Так происходит со многими жертвами насилия – толчком становятся издевательства над ребенком. Если взрослый истязает взрослого, это одно, но напасть на ребенка? Нередко именно в этот момент жертвы понимают, что больше терпеть нельзя.

Как и у многих агрессоров, у Вильяма хватало смекалки обойти систему. После последнего побега в Мейн Вильям отправил в школу Кристен письмо, сообщая о психической неустойчивости жены и том, что она забрала ребенка без его согласия; он потребовал от администрации школы немедленного извещения о попытке Дороти получить табель оценок Кристен, что потребовалось бы для перевода девочки в другую школу. В письме он уточнял, что все эти события не вызваны какими-либо проявлениями агрессии в доме Коттер; именно эта приписка насторожила администрацию школы и побудила их обратиться в местную полицию, чтобы обсудить ситуацию. В это же время Вильям Коттер подал заявление о пропаже человека в полицейском участке Эймсбери; заявление принял Рико Пулин. По словам Пулина, Коттер переживал, что жена воспользуется кредитными картами. «Для человека, который подает подобное заявление, он слишком много оправдывался, – утверждает Пулин, – во мне словно сигнал тревоги включился». Именно Пулин обратился к школьной администрации и даже отправился в кризисный центр Жанны Гайджер побеседовать с правозащитником. Странное происшествие, но, насколько они могли судить, закон нарушен не был. Случаи агрессии