Офелия осторожно потрясла ее за плечо.

– Нет, если мы будем шевелиться, так никогда ничего не получится! – сварливо объявила Розелина, глядя в пустоту. – Чтобы фотография удалась, нужно долго сохранять позу.

Она бредит? Офелия потрогала лоб старушки, – температура была как будто нормальная. Но это еще сильнее встревожило девушку. Перед спектаклем, в коридоре, тетушка Розелина уже вела себя странно. С ней явно творилось что-то неладное.

Офелия оглядела комнату и, убедившись, что рядом никого нет, спросила вполголоса:

– Вы плохо себя чувствуете?

Тетушка Розелина отмахнулась, словно муху отгоняла, но не произнесла ни слова. Похоже, она была глубоко погружена в свои мысли.

– Тетя! – позвала Офелия, волнуясь все больше и больше.

– Ты прекрасно знаешь, что я думаю о твоей тете, бедный мой Жорж, – пробормотала Розелина. – Невежественная особа, которая топит книгами печку. Я отказываюсь водить знакомство с людьми, которые так не уважают бумагу.

Офелия вытаращила глаза. Дядя Жорж умер больше двадцати лет назад. Значит, тетушка Розелина ушла мыслями не в настоящее – она заплутала в воспоминаниях!

– Крестная! – умоляюще прошептала Офелия. – Неужели вы меня не узнаёте?

Тетка не удостоила ее даже взглядом, как будто Офелия стала невидимкой. А девушка испытывала неясное чувство вины. Ей почему-то казалось, что она каким-то образом причастна к странному состоянию Розелины… Ее охватил страх. Хоть бы крестная поскорее очнулась! Однако интуиция подсказывала Офелии иное: происходит что-то ужасное.

Требовалась помощь Беренильды.

Офелия осторожно вытащила склянку из стиснутых пальцев тетки, села рядом с ней и стала ждать окончания спектакля. Прошло второе действие, за ним третье. Ожидание казалось бесконечным.

– Я скоро вернусь, – шепнула Офелия, услышав аплодисменты, от которых задрожал потолок гримерки. – Мне нужно найти Беренильду, она-то уж скажет, что делать.

– Только не забудь открыть зонтик, – ответствовала тетушка Розелина.

Девушка взбежала по лестнице так быстро, как ей позволяло больное ребро, и пробралась между статистами, которые вышли на поклоны. Пол под ее ногами дрожал от аплодисментов. Десятки букетов роз летели на сцену.

Офелия поняла причину восторгов, увидев, как Фарук целует руку Беренильды. Дух Семьи соблаговолил взойти на сцену, дабы лично выразить ей свое восхищение. Беренильда была на седьмом небе от счастья. Она сияла, изнемогая от избытка чувств, блистательная и победоносная. Нынче вечером, благодаря выступлению, она отвоевала свой титул первой фаворитки правителя.

Офелия с бьющимся сердцем смотрела на Фарука, не в силах отвести глаза. Вблизи этот величественный седовласый колосс производил еще более сильное впечатление. Неудивительно, что его считали живым богом.

Он устремил пламенный взгляд на Беренильду, трепещущую от волнения. Офелия прочитала по его губам единственное произнесенное им слово:

– Идемте!

Фарук положил свою мощную руку на ее прелестное округлое плечо, и они медленно, очень медленно сошли по ступеням в зал. Толпа придворных сомкнулась за их спинами, точно прихлынувшая волна.

И Офелии стало ясно, что на Беренильду сегодня рассчитывать бесполезно. Значит, придется найти Торна.

Толпа зрителей отхлынула от сцены и увлекла Офелию за собой, к выходу в фойе. Все присутствующие были приглашены на торжественный прием в зале Солнца. Там уже приготовили столы с угощением, и слуги в желтых ливреях, с подносами в руках, сновали между гостями, предлагая им сладкие напитки.

Лакей, который стоит без дела, мог привлечь к себе внимание, поэтому Офелия стала протискиваться сквозь толпу, как усердный слуга, спешащий выполнить поручение хозяина. Вокруг все обсуждали выступление Беренильды, ее слишком громкое меццо-сопрано, слишком пронзительные верхние ноты, одышку в конце спектакля. Теперь, когда Фарук был далеко, критики дали себе полную волю. А фаворитки в бриллиантах, ныне всеми забытые, собрались возле стола с угощением. Проходя мимо них, Офелия услышала, как они злословят уже не о вокальных данных Беренильды, а об ее неудачном гриме, избыточном весе и постаревшем лице. Поистине, за титул избранницы Фарука приходилось платить высокую цену.

Офелия боялась, что Торн уже сбежал в свое интендантство, но в конце концов разыскала его. Впрочем, это было нетрудно: его мрачное лицо со шрамами и высокая худая фигура выделялись в толпе гостей. Он явно не желал вступать с ними в разговоры, но его со всех сторон осаждали претензиями и вопросами люди в парадных мундирах.

– Налог на двери и окна – просто бессмыслица!

– Я послал вам четырнадцать писем, господин суперинтендант, и до сих пор не получил ответа!

– Наши кладовые скоро опустеют! Министры, которые должны затянуть пояса… Боже, куда мы катимся?!

– Вы обязаны спасти нас от голода! Если завтрашняя большая охота не удастся, вы еще услышите о нас на ближайшем Совете!

Офелия пробралась между всеми этими пузатыми чиновниками и подошла к Торну. Он не смог сдержать удивления, когда она протянула ему бокал шампанского. Девушка постаралась как можно настойчивее смотреть на него. Неужели он не поймет, что она нуждается в его помощи?!

– Обратитесь к моему секретарю, вам назначат время приема, – решительно объявил Торн своим просителям.

Он повернулся к ним спиной и пошел прочь. Ни взглядом, ни жестом он не показал Офелии, что нужно делать, но она все поняла без слов и доверчиво последовала за ним. Сейчас он приведет ее в надежное место, она расскажет ему про тетушку Розелину, и они вместе найдут решение.

Но радоваться ей пришлось недолго. Какой-то крепко сбитый весельчак хлопнул Торна по спине, да так сильно, что тот пролил на пол шампанское.

– Дорогой братец!

Это был Годфруа, второй племянник Беренильды. К великому огорчению Офелии, он оказался не один. Его держала под руку Фрейя. Сестра обожгла Торна ненавидящим взглядом из-под красивой меховой шляпки, словно перед ней было какое-то мерзкое существо, ошибка природы. Но тот невозмутимо вынул платок, чтобы вытереть мундир, мокрый от шампанского. Похоже, его ничуть не взволновало появление родственников.

Наступила тяжкая пауза, особенно заметная на фоне жужжания светских разговоров и музыки. Годфруа нарушил ее оглушительным смехом.

– Ну ладно, хватит, хватит вам дуться! Мы уже пять лет как не встречались втроем!

– Пятнадцать, – возразила Фрейя ледяным тоном.

– Шестнадцать, – поправил Торн, как всегда лаконично и бесстрастно.

– Да, верно, вон как время-то бежит! – вздохнул Годфруа, не переставая улыбаться.

Офелия исподтишка разглядывала этого жизнерадостного охотника. Годфруа и впрямь привлекал внимание своими мощными челюстями и длинными золотистыми волосами. В его устах северный акцент обретал насмешливую звонкость. Казалось, он чувствует себя в своем гибком мускулистом теле настолько же привольно, насколько Торну было неловко в его – высоком и худом.