– Ну, признай, что тетушка Беренильда была просто ослепительна нынче вечером! Такая красавица делает честь нашей семье!

– Об этом нам лучше поговорить завтра, Годфруа, – прошипела Фрейя. – Нашей тетушке следовало бы поберечь силы для охоты, а не растрачивать их на рулады. Охота – не опера; того и гляди, может случиться беда.

Торн бросил на сестру яростный взгляд. Он не произнес ни слова, но Офелии очень не хотелось бы сейчас очутиться на месте Фрейи. Однако та надменно вздернула острый нос и сказала со свирепой улыбкой:

– Тебя-то все это не касается. Ты не имеешь права охотиться вместе с нами, будь ты хоть трижды интендантом. Вот ирония судьбы, не правда ли?

Она приподняла подол мехового платья, чтобы не замочить его в лужице шампанского, и бросила вместо прощания:

– Желаю себе никогда больше не видеть тебя.

Торн стиснул зубы, но ничего не ответил. Офелия, потрясенная жестокостью этих слов, не сразу заметила, что мешает Фрейе пройти. Она поспешно отступила в сторону, но ее мелкая оплошность не осталась безнаказанной. Какой-то жалкий лакей задержал Фрейю, а Фрейя не любила ждать. Она устремила на Мима презрительный взгляд, каким смотрят разве что на тараканов.

Офелия схватилась за щеку. Ее пронзила острая боль, как будто в лицо вцепилась когтями разъяренная кошка. Если Торн и заметил это, то никак не отреагировал.

Фрейя скрылась в толпе, оставив после себя напряженность, которую не удалось рассеять даже весельчаку Годфруа.

– Н-да, в детстве она не была такой злыдней, – сказал он, покачав головой. – Видимо, это материнство испортило ей характер.

– Мне плевать на нее.

Торн произнес это не так уж враждебно, но довольно решительно.

Однако Годфруа ничуть не обиделся.

– Да, верно! Ты ведь теперь должен думать о своей семье! – воскликнул он, снова хлопнув Торна по спине. – Мне заранее жаль женщину, которой суждено каждое утро видеть твою мрачную физиономию.

– Мрачную физиономию, которую ты разукрасил на свой манер, – бесстрастно напомнил Торн.

Годфруа с хохотом провел пальцем по своей брови, словно воссоздавая шрам Торна у себя на лице.

– Я придал тебе оригинальности, так что скажи мне спасибо! Да еще будь благодарен за то, что сохранил глаз!

Офелия, которая держалась за горевшую щеку, утратила последние иллюзии. Значит, этот добродушный весельчак Годфруа – всего лишь циничное животное?! Когда он с хохотом удалился, она мысленно взмолилась: «Пусть я никогда больше не встречусь ни с одним Драконом!» Эта семейка внушала ей ужас, и того, что ей уже довелось увидеть, казалось более чем достаточно.

Торн двинулся дальше. В просторном вестибюле дышалось намного легче, но было еще слишком людно, чтобы Офелия могла заговорить. Она с жалостью думала о тетушке Розелине, одиноко сидевшей в гримерке. И шла следом за Торном, надеясь, что он уведет ее не слишком далеко.

Торн прошел мимо билетной кассы к гардеробу. Там не было ни души. Офелия сочла это место идеальным для беседы, но, к ее удивлению, Торн не остановился. Миновав ряд шкафов для одежды, он направился к тому, на котором висела табличка «интендант». Неужели он хотел взять плащ? Торн вынул из кармана связку ключей, выбрал один из них, позолоченный, и вставил его в замок шкафа.

Когда он открыл дверь, Офелия увидела внутри не вешалки с одеждой, а небольшое круглое помещение. Торн дернул подбородком, что, видимо, означало приглашение войти, и запер за ними дверь на ключ. В комнатке, довольно прохладной, не было никакой мебели, зато вдоль всей стены шли двери, окрашенные в разные яркие цвета. Очередная Роза Ветров. Они могли бы поговорить здесь, но помещение было проходным, и Торн уже вставил ключ в скважину одной из дверей.

– Я не должна уходить слишком далеко, – прошептала Офелия.

– Еще несколько шагов, – сухо ответил Торн.

Они прошли через две-три такие же Розы Ветров и наконец оказались в каком-то непроницаемо темном холодном помещении. У Офелии перехватило дыхание от стужи. Торн развернул к себе настенный газовый рожок, подкрутил колесико, и слабый огонек кое-как разогнал темноту. Офелия растерянно огляделась и увидела, что они находятся в привокзальном зале ожидания. Все скамейки были сплошь покрыты инеем, ледяные сталактиты свисали с окошек билетных касс, с багажных тележек и циферблата стенных часов, давным-давно не показывавших время.

– Что это – заброшенный вокзал?

– Только зимой, когда снег заваливает рельсы, – буркнул Торн, выпустив изо рта облачко пара. – Поезда ходят в теплые месяцы. Я думаю, здесь нам никто не помешает.

– И вы можете свободно передвигаться повсюду с помощью ваших ключей? – спросила Офелия, стуча зубами от холода.

– Лишь в общественных учреждениях и административных зданиях, – объяснил Торн, направившись к чугунной печурке в углу. Присев на корточки, он чиркнул спичкой, поджег газету, убедился, что тяга в порядке, добавил топлива и развел огонь. С тех пор как Офелия поднесла ему бокал шампанского, он ни разу не взглянул на нее. Может быть, его смущало ее мужское обличье?

Офелия подошла к печке и протянула к огню руки в перчатках. Горьковатый запах старой горелой бумаги показался ей восхитительным. Торн продолжал сидеть на корточках, пристально глядя в топку. На его лице плясали причудливые тени и отсветы огня. Наконец-то Офелия могла смотреть на него сверху вниз, и это ее вполне устраивало.

– Вы хотели говорить со мной, – буркнул он. – Я вас слушаю.

– Мне пришлось оставить свою тетку одну в Опере. Сегодня вечером она очень странно ведет себя. Вслух перебирает воспоминания о далеком прошлом, а когда я с ней говорю, не слышит меня.

Торн поднял голову и бросил на невесту стальной взгляд. Его светлая бровь, рассеченная надвое шрамом, была удивленно поднята.

– И это все, что вы хотели мне сообщить? – недоверчиво спросил он.

– Но она действительно в каком-то странном состоянии, уверяю вас. Сама не своя…

– Вино, курительная смесь, ностальгия, – перечислил Торн сквозь зубы. – Ничего, это у нее пройдет.

Офелия собралась было ответить, что тетушка Розелина вполне достойная особа и не грешит такими слабостями. Но тут печка выпустила облако едкого дыма, и девушка судорожно закашлялась, отчего у нее внутри снова вспыхнула жгучая боль.

– Мне тоже нужно с вами поговорить, – объявил Торн. – Вы должны помешать моей тетке ехать завтра на охоту.

Офелия была поражена. Она ожидала чего угодно, только не этого.

– Судя по всему, она твердо намеревается быть там, – возразила она.

– Это безумие! – прошипел Торн. – Вся эта традиция – чистое безумие! Звери только что проснулись после зимней спячки, они голодны и свирепы. Каждый год мы теряем нескольких охотников. И, кроме того, мне не очень понравились намеки Фрейи. Драконам не по душе беременность моей тетки. По их мнению, она стала чересчур независимой.