— Верно. Но если что-то не заладится, мы окажемся в страшной опасности, — поясняю я. Я не хочу, чтоб Рилла думала, будто наша вылазка — нечто вроде эпизода из ее приключенческих романов. — Хотя, конечно, такая ведьма, как ты, могла бы нам пригодиться. Так ты уверена?

— Кейт, насколько я понимаю, мы давно уже не просто соседки по комнате. Ты моя сестра. — Она адресует мне лучезарную улыбку, но ее карие глаза серьезны. — А теперь расскажи мне побольше о твоем удивительном Финне. Как вы с ним познакомились?

Я смеюсь.

— Вообще-то я всегда его знала, но по-настоящему заметила всего несколько месяцев назад, когда мы в буквальном смысле столкнулись в моем саду. Знаешь, папа нанял его, чтобы он работал у нас садовником…

— Что-что ты хочешь? — часом позже орет на меня Финн.

Хотя его очки и запотели от дыхания, я прекрасно представляю себе его глаза: они наверняка полны крайнего неодобрения.

Я протискиваюсь в кованые ворота, разделяющие монастырский сад и улицу.

— Я подозреваю, что ты и в первый раз прекрасно меня расслышал.

— Тогда ты с ума сошла. — Он запускает руку в свою взъерошенную шевелюру. — Почему бы тебе просто не спросить у пациенток, кто из них способен к ментальной магии?

— Потому что при побеге из дурдома непременно начнется настоящий дурдом. И кто знает, насколько они будут в курсе происходящего? Их так долго держали на наркотиках, как они будут себя после этого чувствовать? Может, они не рискнут нам довериться. Пожалуйста, не надо со мной об этом спорить.

Затянутой в черную атласную перчатку рукой я касаюсь его предплечья. Он шаркает по снегу тяжелым черным сапогом.

— Почему я не могу просто пойти и принести тебе эти досье?

Я хмурюсь. Драгоценное время уходит на пустые споры.

— Ты говоришь, что там сотни этих папок. Я не уверена, что даже вдвоем мы сможем отыскать то, что нужно, а уж если ты пойдешь один…

— Я очень быстро читаю, — обиженно говорит Финн.

— Я нисколько не сомневаюсь. — Я делаю круглые, искренние глаза. Не хватало только оскорбить его интеллигентскую гордость! — Но что, если тебя среди ночи поймают у кабинета Жимбовского с украденными досье? Сомневаюсь, что стражники одобрительно к этому отнесутся. А я смогу заставить их все забыть. Я смогу защитить нас.

Финн наклоняется и выуживает из сапога пистолет.

— Я тоже могу.

— Только не так! — Я, разозлившись, закрываю лицо руками. — Я не хочу, чтоб ты кого-нибудь застрелил только в доказательство своей храбрости. Я собираюсь пойти в Архив, а с тобой или без тебя, это уже дело десятое. Но я буду очень признательна тебе за помощь.

— Хорошо, — вздыхает Финн, притаптывая снег. — Но ты меня страшно разозлила. В жизни не встречал таких вредных девчонок.

Я улыбаюсь и тянусь к его руке.

— Знаешь, я далеко не впервые слышу о себе такое.

— Почему я ни капли в этом не сомневаюсь? — Он сжимает мою руку и отпускает ее. — Мы должны быть очень осторожны. Никогда не знаешь, кто может оказаться поблизости.

Я кошусь на газовый фонарь над нашими головами, его пламя начинает колебаться и гаснет, а на улице становится чуть темнее. Потом гаснет следующий фонарь, а за ним — еще один. Я беру Финна за руку.

— Так лучше?

— Гораздо, — отвечает он низким восхищенным голосом и касается моих губ своими. — А сейчас пробежимся еще разок по плану на среду?

Я начинаю рассказывать, но, когда добираюсь до наведения личин на ведьм и карету, Финн меня останавливает:

— Я позаимствую экипаж Денисова. Это довольно просто, он же будет на заседании Совета. На его карете настоящая эмблема Братства, так что вам придется поддерживать на одну иллюзию меньше.

Город вокруг нас непривычно тих. В этот поздний час не ездят по улицам фургоны и экипажи, пусты тротуары. Теперь, когда фонари погасли, я могу разглядеть на небе звезды.

— Я не могу позволить тебе украсть карету. Что, если мы с чем-нибудь столкнемся, или все пойдет не так, или…

— Во-первых, не украсть, а позаимствовать, — перебивает Финн. — А во-вторых, править ею буду я сам, потому что я иду с вами. Все остальные будут только прикидываться Братьями, но я-то — самый настоящий Брат. — Он показывает на свой черный плащ, и в его голосе прорезается горечь.

Я смеюсь, чтоб развеять его печаль.

— Хотела бы я попытаться тебя отговорить, но подозреваю, что это невозможно. Если бы это зависело от меня, ни за что бы не позволила тебе пойти на такое безумие.

— Вот именно, — говорит он решительно. — Мы теперь команда. Куда ты, туда и я.

— Думаю, я как-нибудь смогу это пережить, — ухмыляюсь я, засовываю руку в карман и извлекаю оттуда маленький пакетик с травами. — У меня для тебя еще одно задание. Ты говорил, что Шон Бреннан — хороший человек, и не ошибся: он долгие годы был агентом сестры Коры в Руководящем Совете и до сих пор им остается. Сможешь как-нибудь встретиться с ним в среду утром? И угостить его чашкой чая? От этих трав он заболеет. Ненадолго, конечно, но заседание Руководящего Совета ему придется пропустить.

— Отлично. — Финн берет у меня пакет и запихивает его в карман плаща.

Я большим пальцем касаюсь его ладони.

— А из вас получился лихой лазутчик, мистер Беластра.

Это отчаянная дерзость — вот так открыто держать его за руку. Мы проходим мимо магазинчика, где продают сыры, мимо лавки меховщика и двух кафе, но тут, в торговом районе, все закрыто на ночь, окна темны и ставни задвинуты. Город, который всегда кажется мне таким чужим, таким шумным и зловещим, сегодня выглядит знакомым, пустынным и обманчиво безопасным. Словно он принадлежит нам, и только нам.

Национальный Архив прекрасен.

— Он как храм, — выдыхаю я, повыше поднимая свечу. — Храм книги.

Я никогда не видела ничего подобного. Деревянный сводчатый потолок исчезает во мраке где-то высоко-высоко над нашими головами. В центре помещения стоит дюжина столов на козлах, на столешницах громоздятся стопки книг, приготовленных для внесения в каталоги. Вдоль каждой стены тянутся стеллажи, уставленные тысячами томов. Винтовая лестница ведет на балкон, также отданный под ряды книжных полок. Хрустальные подсвечники отражают лунный свет, проникающий в высокие стрельчатые окна.

— Это прекрасно, — говорю я.

Но даже слово «прекрасно» кажется недостаточно выразительным. В этом зале чувствуется нечто священное, возвышенное, вызывающее благоговейный трепет и заставляющее притихнуть. Здесь, в этом дворце книги, я чувствую себя ничтожной и смиренной, словно перед лицом летней грозы, громыхающей от края и до края неба.

Тэсс, вне всякого сомнения, тут понравилось бы. Ее храмы — книжные магазины, а тут прямо-таки кафедральный собор.