— Я все списал. За то время, что они наблюдают за Бренной, было одиннадцать пророчеств, — говорит Финн.

Примерно столько же, сколько и у Тэсс. Я протягиваю Финну новую пачку бумаг.

Дело идет удручающе медленно. Десятки девушек оказались в Харвуде по ничтожным, смехотворным поводам: одни, к примеру, ответили отказом на сватовство престарелых членов Братства, других застали при компрометирующих обстоятельствах с мужчинами, которые впоследствии отказались на них жениться… Некую Клементину полгода назад арестовали за то, что она сделала волосы своей сестры голубыми. В ее досье сказано, что заклятие, которое она сплела, чтоб заставить сестру молчать, обернулось против нее самой, и она еще до суда онемела.

Я сочувствую всем этим девушкам, порой они, как Клементина, вдобавок вызывают у меня любопытство, но задача моя заключается не в этом — я ищу в их досье явные указания на ментальную магию. Ищу, но не нахожу. Мое разочарование растет по мере того, как я приближаюсь к грифу «УМЕРШИЕ». Записи едва ли отражают истинную картину. Например, в досье Зары не говорится о ее способности к ментальной магии, хотя я знаю, что она владеет чарами принуждения. Преступление моей крестной состоит в том, что у нее были книги о колдовстве.

Наконец я нахожу еще одну кандидатку. Оливию Прайс обвинили в том, что она навела порчу на члена Братства, когда тот пытался арестовать ее за хранение запрещенных музыкальных инструментов. Должно быть, это та самая брюнетка Ливви, получившая нагоняй за пение в кухне, которую мы с Мэй видели сегодня днем.

Усыпанное звездами насыщенно-черное небо за окном постепенно приобретает цвет индиго. Я уже готова сдаться, но тут Финн радостно переводит дух.

— Нашел что-нибудь?

— Корделия Александер, — заявляет он, триумфально помахивая папкой в воздухе.

— И в чем ее обвинили?

Он слегка остывает.

— Нанесение невосполнимого ущерба разуму ее старшего брата. Когда это произошло, ей было всего двенадцать. Она играла, наряжаясь в драгоценности своей матери. Ну и потеряла какую-то бриллиантовую безделушку. А потом попыталась принудить брата никому не рассказывать об этом. Ее родители сдали.

— Господи боже, — моя ладонь непроизвольно взлетает к губам, — ужас какой.

Вдруг Финн склоняет голову набок.

— Тсс, — шепчет он, задувая свечу, — кто-то идет.

До моего слуха доносится бряцанье ключей и громкие мужские голоса. Финн нагибается (чтобы убрать со стола бумаги, думаю я), но вместо этого он тянется к сапогу.

— Что ты делаешь? — шиплю я, закрывая шкаф.

— Пистолет, — шепчет он.

— Я подозреваю, что они тоже вооружены. Постараюсь сделать так, чтобы обошлось без стрельбы. Лезь под стол. — В одну руку я хватаю свечу, в другую — стопку бумаг. — Может, они только заглянут сюда, и все. Но если нет, я обо всем позабочусь.

Финн отодвигает в сторону кожаное кресло и лезет под стол. Я скрючиваюсь рядом с ним, стараясь стать как можно меньше и незаметнее.

— Я вроде вот тут свет видел, — раздается из коридора неуверенный грубый голос.

Как глупо. Нужно было первым делом наколдовать непроницаемую завесу.

— Это, наверно, было просто отражение луны, — возражает другой стражник.

— Лучше на всякий случай проверить, — настаивает первый.

Дверь, скрипнув, отворяется, комнату пересекает луч света, и я задерживаю дыхание. Сердце колотится в груди, будто молот. Стражников двое. Смогу ли я заставить их уйти? Маура была права, мой страх навредить кому-нибудь оборачивается против меня. В темноте рука Финна находит мою руку.

— Ничего и никого, я ж тебе говорил, — гогочет второй стражник. — Кто бы мог забрести сюда в такую глухую ночь? Даже старикашка Жимборский не настолько без ума от своих книжек.

Дверь снова скрипит, закрываясь, и мы остаемся в тишине и темноте. Долгое мгновение мы выжидаем, прислушиваясь к тому, как удаляются по коридору шаги, а потом я вылезаю из-под стола. Финн следует моему примеру, вытягиваясь во весь свой немаленький рост.

— Чуть было не попались. Я уже готов был совершить что-нибудь непоправимое. Благодарение Господу за твой трезвый ум, — говорит он и восхищенно смотрит на меня.

Но я потрясена до глубины души. Мы были на волосок от катастрофы.

— Ты веришь, что у нас получится? — выпаливаю я. — На самом деле веришь, что это их спасет?

Финну нет нужды спрашивать, что я имею в виду. Он наклоняется, и его губы касаются моих. Карие глаза за стеклами очков смотрят очень серьезно.

— Я верю в тебя, Кейт Кэхилл, и я верю в нас. Я здесь, чтобы помочь, потому что ты во мне нуждаешься. И неважно, насколько безумными кажутся твои планы или насколько велик риск. Ты разве до сих пор этого не знала?

Вторник проходит, как в тумане. Когда мы тренируем чары перемещения, я теряю сосредоточенность, и моя тарелка разбивается, во время отработки иллюзий не могу удержать личину и двух минут подряд, а на анатомии путаю maxilla и patella.[5]Я совершенно вымотана, потому что пробралась в монастырь уже на рассвете, поспала всего пару часов перед завтраком и не могу думать ни о чем, кроме предстоящего побега из Харвуда. Свобода нескольких сотен пациенток, кажется, зависит от мелочей, которые станут известны только на месте. Я молюсь о том, чтоб Инесс была сильно занята своими собственными планами, и у нее не осталось ни сил, ни времени вмешиваться в наши.

В организации побега участвуют сестра София, Мэй, Рори и Рилла, а Елена с кем-то переговорила и обещала, что у нас будут еще помощницы. Во время послеобеденного чая она в переливчатом зеленом платье, которое очень идет к ее коричневой коже, стоит у буфета и шепчется с ученицами и преподавательницами, отзывая их в сторонку. Я собираюсь подняться в спальню и немного вздремнуть, когда она вдруг ловит меня за рукав.

— Я думаю, нам нужно собрать сегодня всех, кто хочет помочь, пусть посмотрят друг на дружку и поймут, в чем собираются участвовать. Если честно, боюсь, кое-кого нам придется развернуть, транспорта-то не хватает. Нам же понадобится много места для беглянок.

— Неужели столько наших захотело участвовать? — ахаю я, глядя сверху вниз на ее красивое лицо.

— Все, к кому я обращалась, пожелали помочь. — Елена берет с блюда клюквенную лепешку. — Харвуд — это дамоклов меч, он висит над головой у каждой из нас, Кейт. Мысль о том, что несчастных, которым не повезло там очутиться, можно спасти, воспламенила всех. Воскресила надежду. Все мы больше всего нуждаемся именно в надежде, особенно сейчас, когда Кора при смерти, а Братья направо и налево арестовывают невинных девушек. Честно говоря, я, как ваша бывшая гувернантка, горжусь вами, Кейт.