– Нет, Роберт, их удержит от шмертоубийштва одна проштая мышль. Только у одной рашы, у людей, ешть ядерное оружие. И они – шамая многочишленная раша. Если кто-то другой вшерьеж жаикнетшя о переделе Жемли и даже перештупит череж труп короля Лионеи, это ничего не ижменит. Люди нажмут кнопку, и на Жемле прошто штанет на одну-две раши меньше. Жапомни, ваша Лионея – это мужей, это анахронижм, она никому не нужна, ее никто не боитшя и никто не ненавидит, ражве что…

– Договаривай.

– Единштвенное из живущих шущештв, которое могло бы мечтать о превращении Лионеи в руины, об ишпепелении ее небешным огнем… – Альфред закашлялся. – Вот оно, Роберт, прямо перед тобой. А пошмотри мне в глажа – ты видишь там пылающий огонь мщения? Нет? Жначит, ты можешь ушпокоитьшя, ехать в швою Лионею, выпить там теплого молока и лечь шпать.

Снова наступила тишина, а потом Настя услышала, как пустой стакан встал донышком на стол.

– Да, – невозмутимо проговорил затем Смайли. – Хорошая штука, эта твоя яблочная настойка. С одной кружки тебя развело на целую речь в день святого Криспина.

– Во-первых, это не первая моя кружка жа сегодня. Во-вторых, ты хотел мне жадать прямой вопрош, – напомнил Альфред, прокашлявшись.

– Ах да… Можно мне вон то печенье?

– Это и ешть твой прямой вопрош?

– Не совсем. Вопрос у меня вот какой – кто были те существа, что похитили тебя?

– Люди. Прошто люди. Потомки Томаша Андершона. И шамки оборотня, как мне иногда кажетша.

– И чего они хотели?

– Мою коллекцию.

– И ты…

– Даже не жадумывалшя.

– А потом тебя вытащили. И там была девушка.

– Не волнуйша нашчет девушки. Ш ней вше будет хорошо.

– Ка-Щи не самая подходящая компания…

– Они больше не вмеште.

Настя закусила ладонь, чтобы удержаться от возмущенного выкрика: «Что это значит – больше не вместе? Мы никогда и не были вместе, он просто помог мне добраться до Праги, и все! Как кому-то в голову могла прийти мысль, что я и этот престарелый бабник… То есть женоненавистник… То есть…»

С Иннокентием все всегда было так сложно. Между тем за стеной продолжался разговор.

– Роберт, почему бы тебе не оштавить девушку в покое? Не вше девушки шожданы для больших королевских дел…

– Я могу оставить ее в покое. Но есть другие, гораздо хуже. Они не оставят ее в покое.

– То ешть ты ее ангел-хранитель?

– Не надо про ангелов…

– Ха! – Альфред закашлялся, а потом с плохо скрываемым удовлетворением сказал: – Ты говоришь прямо как я в молодые годы…

– Есть причины, – вздохнул Смайли.

– У него опять… – последовала многозначительная пауза. – Грандиожный план?

– Может быть. Я ведь не могу залезть к нему в голову и подсмотреть, это он может залезть в мою… Знаешь, пожалуй, я перечитаю Черную книгу Иерихона. На всякий случай.

– Хуже от этого не будет, но, Роберт, это вшего лишь книга. Мир меняетша так быштро, что никакие книги не ушпевают за ним.

– И не только книги, – сказал Смайли. – Что ж, спасибо за молоко. Рад был увидеть тебя живым и здоровым. Более или менее здоровым.

– Для моих лет я ждоров более или более, Роберт.

Настя ждала, что хлопнет дверь, сигнализируя об отбытии начальника королевской службы безопасности, но этого не происходило. Настя напряженно слушала тишину, и наконец в этой тишине Альфред хрипло спросил:

– Что-то еще?

– Вообще-то у меня был к тебе другой вопрос. Не тот, который я задал.

Альфред молчал.

– Я не знаю, кому еще я могу его задать, Альфред.

– Королю? – предположил Альфред.

– Нет, для него это будет… слишком.

– Фишеру?

– Я не настолько ему доверяю…

– Это плохо.

– Я знаю.

– Твой вопрош?

– Альфред, ты сказал, что даже если Андерсонов не будет, то одна простая мысль удержит двенадцать Великих рас от нарушения договора и от смертоубийства. У людей есть такое оружие, какого нет у остальных.

– Штрах работает лучше, чем верношть традициям.

– А если у какой-то расы появится оружие, с которым…

– Ты имеешь в виду, ешли водяные украдут ядерную боеголовку?

– Нет, я имею в виду другое оружие. Совсем другое.

– И откуда оно возьметша?

– Из старых запасов, Альфред.

– Таблетки от паранойи, Роберт, три ража в день пошле еды. Лионея ведь штоит на меште, так?

– Стоит.

– Тогда какие еще штарые запашы?

– Твоя коллекция, Альфред. Зачем кому-то охотиться за твоей коллекцией?

– Потому что она штоит много денег. Для людей это очень вешкая причина.

– Или потому что, поработав с твоей коллекцией, можно получить кое-какую информацию.

– Шерьежно?

– Были и другие случаи. Кто-то собирает артефакты Темных времен, препарирует трупы мутантов, охотится на всяких странных тварей типа Горгон…

– И что в этом нового? Кто-то пытаетшя понять, как был шождан мир. Ученые, так, по-моему, называются шущества, жанимающиеся подобными делами.

– Ученые выбили тебе зубы?

– Значит, это были бежумные ученые. Шерьежно, Роберт, чтобы иж моей коллекции нацедить информацию для вошшождания того оружия… На это не хватит жижни.

– А если это продолжается уже больше одной жизни? А мы спохватились только сейчас?

– Ох, Роберт, Роберт, – вздохнул Альфред. – Ты хочешь, чтобы я утешил тебя, как отец утешает ребенка? Чтобы я шказал, что штрахи твои бешпочвенны? Что это только плохой шон? Или ты хочешь ушлышать, что я дейштвительно думаю?

Смайли молчал.

– Это не будет ни одна из великих штарых раш. Они шидят за одним штолом ш королем Утером, и нет такой причины, которая бы жаштавила их пилить шук, на которым вше вы шидите. Ешли у них ешть голова на плечах, они понимают, что вше могло быть и хуже, так что они не будут рашкачивать лодку… Это будет кто-то, кого нет за штолом Большого Шовета.

– Полукровки. Мутанты.

– Кто-то из них. Чишлом побольше, чем Горгоны, поумнее, чем водяные твари… Но жубы мне, между прочим, выбили вше-таки люди.

– Им за это досталось.

– Да, только хотел бы я жнать, кто именно поотрывал им головы. Кому пошлать бутылочку яблочной наштойки.