Как давным-давно отметил Пауэлл в своем докладе о засушливых землях, «погода на земном шаре – это сложное целое, каждая часть которого реагирует на любую другую, и каждая часть которого зависит от всех остальных». Кто бы мог себе представить в XVIII веке, что загрязняющее вещество, выбрасываемое в воздух фабрикой дождевиков господина Макинтоша в Манчестере, может вызвать крупную катастрофу со здоровьем людей в Великом лондонском смоге 1952 года и уж тем более уничтожить прекрасный черный лес в Германии невидимым и смертоносным кислотным дождем?

В конце XIX века поэт Хоакин Миллер, живший на западе США, в горах, обращенных на Окленд в штате Калифорния, так любил дождь, что создал свою персональную дождевую машину, чтобы вода громко стучала по крыше. Всякий раз, испытывая потребность в литературном вдохновении, он мог повернуть кран в своем доме и включить ливень на улице. В 1893 году Миллер написал роман-утопию, в котором неодобрительно отзывался о «крайнем эгоизме» колонии переселенцев в засушливом краю, которые молились о дожде для своей кукурузы, хотя и знали, что тем самым отнимают его у пересохших садов со смоковницами, принадлежащих соседям. В конце концов в его идеальном обществе будущего восторжествовал тот самый подход, который мы сейчас называем геоинженерией. Невыполнимое условие заключалось в том, что для управления погодой требуется утопия, пишет специалист по истории погоды Уильям Б. Майер, «ибо никакое общество, за исключением идеально справедливого и гармоничного, точно не смогло бы употребить эту силу во благо».

В истории о дожде и человечестве, которое никогда не бывает совершенно справедливым и гармоничным, самые позорные несправедливости случались на фоне страха и отчаяния во время экстремальных засух и экстремальных ливней: принесение детей в жертву богу дождя Тлалоку, сжигание ведьм на кострах за то, что накликают бури. Пока Земля пульсирует самыми экстремальными дождями и засухами, переживаемыми современным человечеством, стоит помнить о самых иррациональных отголосках нашего бурного прошлого.

В «Марсианских хрониках» Рэй Брэдбери писал, что марсиане «слили вместе религию, искусство и науку: ведь наука в конечном счете – исследование чуда, коего мы не в силах объяснить, а искусство – толкование этого чуда»[33]. Дождь – не только часть нашей хаотичной атмосферы, но и часть наших собственных хаотичных личностей – соединенных в каждой священной книге, от Библии до Ригведы, во всех человеческих жанрах, от клинописи до Шопена.

Пока ученые выясняют телесные тайны дождя, он и сам призывает вдыхать его местные запахи, топать по его лужам и охлаждаться в его потоках. Я не могла бы закончить этот рассказ, не отпраздновав это в самом дождливом месте на Земле – в Черапунджи.

Время моего прибытия в индийский штат Мегхалая, означающий «жилище облаков», было многообещающим и незабываемым. Муссоны, продувающие с Индийского океана на юго-восточные и юго-западные побережья страны и заворачивающие на север, восторженно приветствуются народом в июне и июле, и обычно продолжаются по всей стране до 15 июля. Но департамент метеорологии Индии докладывал о ранних и свирепых сезонах. Муссоны уже воцарились над страной 15 июня, в день моего приезда в Мегхалая. В последний раз они охватывали Индию так быстро в 1961 году – более пятидесяти лет назад.

Какими яростными здесь были дожди, смывшие далеко на севере, как минимум, восемьдесят паломников, следовавших в гималайские гробницы у границ Тибета. Это были лишь известные погибшие, 70 000 так и числятся пропавшими без вести.

Помимо метеорологических знаков, благодаря которым я должна буду получить жизненный опыт дождя, другой знак сидел возле меня на рейсе Air India до Гувахати – города на северо-востоке индийского штата Ассам и ближайшего места, откуда можно добраться до самой дождливой точки – мегхалайских гор Кхаси. Чуть более чем на полпути из Дели молодая ассамская женщина с блестящими черными и пышными волосами до пояса говорила: «Мэм, я не пытаюсь польстить, но я не могу оторвать глаз от ваших красивых рук, как вы ими пишете, переворачиваете страницы и выделяете в книге нужные моменты».

После этого я уже не могла оставаться погруженной в свою историю с муссонами. Поэтому я рассказала о своих дождевых миссиях. С широкой улыбкой она назвала мне свое имя – Римджхим.

«Дождь» по-ассамски.

Международный аэропорт Гувахати не самый маленький их тех, что я видела, но в нем единственном вокруг паркинга среди стоек такси бродят коровы. Мой водитель, приветливый кхаси по имени Шимборланг Нонгранг, которого местные называли Шим, ждет меня, чтобы отправиться в шестичасовое путешествие по разъезженной дороге с крутыми поворотами, в Мегхалая и горы Кхаси, задрапированные водопадами.

Мегхалая – одна из индийских так называемых «Семи сестер», семи штатов с выступами на крайних точках северо-востока страны, что изолированы от индийской драгоценной суши Бутаном и Бангладешем. Так вышло, что Мегхалая имеет форму облака, его юго-восточное основание простирается до северо-восточной вершины Бангладеша. Деревня Черапунджи, с видом на бангладешские равнины, имеет рекордное звание самого влажного места в мире. Между августом 1860 и июлем 1861 года станция Бритиш Хилл измерила и отметила сильнейшие осадки, когда-либо случавшиеся за всю историю, 26 466 мм в год. Более трети осадков приходится на июль во время летних муссонов.

В настоящее время Черапунджи и соседняя деревня Маусинрам состязаются за звание самого дождливого места, в среднем и там, и там выпадает около 11 938 мм в год. (Помните, что в самом дождливом муниципальном район США, Мобайл в штате Алабама, выпадет 1524 мм в год.) Дюжины мелких деревушек, связанных зелеными джунглями в стороне гор Кхаси, заслуживают отдельных почестей. Пока муссоны разносят дожди по всей Индии, здесь их интенсивность зависит от высоты подъема ветра с Бенгальского залива. Собирая теплые муссоны с Индийского океана, облака, движимые этими ветрами, получают больше влаги, пока продувается залив, и жары, когда достигают равнин Бангладеш. Когда облака встречаются с горами Кхаси и становятся выше Черапунджи, Маусинрам и соседних деревень на южном склоне, они охлаждаются, конденсируются и проливают свои рекордные дожди.

Я не могу дождаться, когда увижу окутанный облаками Черапунджи. Двадцать пять лет назад, когда писатель-путешественник Александр Фрейтер писал восхитительный дождливый роман об Индии «Погоня за муссоном», иностранцам был запрещен въезд сюда из-за столкновений на индийско-бангладешской границе. Фрейтер выбил себе специальное разрешение на посещение деревни на несколько часов, но местные были настолько не гостеприимны к чужакам, что даже не продали бы ему зонта.

Спустя четверть века сельские жители потихоньку начали относиться гостеприимнее к экотуристам, которые хотели насладиться многочисленными водопадами, такими как Нокаликай – самый высокий водопад в Индии, высотой в 335 метров, или путешествием к мостам, образованным корнями деревьев. Многие века, содействуя проливным дождям, кхаси прокладывали корни баньяна через реки, создавая искривленные живые мосты, которые выглядели просто сказочно.