Такие дожди стали редкостью с тех пор, как они с Райеном вернулись в Черапунджи. «Раньше дожди шли постоянно, целыми днями, а сейчас все проливается разом, а потом вот», – говорит она, показывая на яркое небо. «Измененный» дождь изменил и ощущение лета. Раньше ни у кого не было вентиляторов, никто не раскрывал зонтов под палящим солнцем, а сейчас это необходимость.

Когда сумка Шати наполнилась капустой, набухшим горохом и луковицами имбиря для кухни отеля, мы пошли навестить ее друзей – пожилую пару по фамилии Элаят, которая проживала на вершине холма, обращенного к Черапунджи. Даже в этот солнечный день их аккуратный белый дом окружен облаками. Раман Элаят – эксперт по пчеловодству на пенсии, перебравшийся в Черапунджи в 1964 году, чтобы развивать местную индустрию меда. В тот год, по его словам, выпало 1219 мм осадков за один день. В первую декаду здесь он никогда не спал под вентилятором летом, как это было прошлой ночью. Он никогда не носил футболки без рукавов, как теперь.

Как и все местные, которых я встречала, чета Элаят несомненно знает об изменении климата и о том, что это люди меняют его. Они удивлены, что кто-то в другой точке в мире думает иначе. «Для нас это не постепенные изменения, – говорит Раман Элаят. – Все меняется очень быстро». Он винит в происходящем водоотводы, добычу известняка и вырубку леса.

На обратном пути в отель я насладилась видом броских желтых вывесок для туристов, которые Райен развешивал на остановках по крутой и извилистой дороге:

Я придумала свою – «К ВЕРШИНЕ ВОЛНЫ ЖАРЫ».

На четвертое утро я проснулась в пять – к дождю, но уж далеко не такому, под каким мокнут мои домочадцы. Если бы я не уехала, то увидела бы величайшие дожди Флориды в своей жизни. Одна из наружных стен дома покрылась зеленым мхом, наша собака-дождененавистница отказывается выходить наружу, а в нашей машине какая-то причудливая щель, через которую дождевая вода из люка льется прямо на пол в машине со стороны водителя и образует лужу. Флорида тонет в самом дождливом лете за всю историю штата, пока я довольствуюсь ничтожными пустяковыми осадками в самом дождливом месте Земли.

Команда BBC уже тоже на ногах, лихорадочно готовя оборудование, чтобы наконец-то заснять дождь в самом дождливом месте. Пока операторы хватают видеокамеры и зонты, синоптики Клэр Насир и Майк Тейс, одетые в дождевики, бегают снаружи, чтобы промокнуть под ливнем, который явно слабее, чем те, к которым она привыкла в знаменитом осадками Манчестере, или он наблюдал в еще более дождливой Флорида-Кис. Промокнув должным образом, они репетируют выход в эфир перед отелем, где виды на миллион долларов слились в одно гигантское облако тумана:

«Пострадавшие от дождя и штормов, ВОТ самое мокрое место на Земле!»

«Здесь льет даже не как из ведра, а как из цистерны!»

Кинооператор начал снимать. Я слышу, как Насир изрекает для молодых зрителей ложь во благо – или, быть может, полублаго: «Здесь целыми днями льет дождь!»

Как и вчерашний, этот дождь закончился еще до обеда. Но я уже приняла определенные меры. Я написала дождю электронное письмо с приглашением присоединиться ко мне на сегодняшней прогулке.

Маноджу Гогои было семь лет, когда его мама, будучи беременной его младшей сестрой, родила на три месяца раньше срока. Это случилось во время сильной грозы. Манодж отправился звать на помощь. Пока его мама спешила в больницу, он сидел в их квартире в Гувахати. Все часы, что он провел за молитвами о матери и маленькой сестренке, он наблюдал, как дождь за окном лил как из ведра. Когда он узнал, что они обе в порядке, мозг маленького мальчика связал тот факт, что они выжили, со штормом. Он настаивал, чтобы родители назвали младенца в честь дождя – Римджхим.

Римджхим Гогой сейчас двадцать один, она сияет красотой и здоровьем, учится на факультете вычислительной техники в Нью-Дели. Моя новая приятельница с самолета приехала в Гувахати, штат Ассам, чтобы провести летние каникулы со своими родителями.

Как и в соседнем Мегхалая, в Ассаме влажный тропический муссонный климат с прохладным летом и большими осадками, но в этом месяце жара побила все рекорды. В неделю нашего прилета в Гувахати и Ассаме зарегистрированы самые высокие температуры в истории, 38,8 градусов по Цельсию. В Ассаме 26 человек умерло от тепловой апоплексии и аналогичных болезней за два дня. Местные власти закрыли государственные школы, где нет кондиционеров; обычно они в них не нуждаются.

Думая о шести часах езды из Гувахати по опасным дорогам, я не могла вообразить, что Римджхим примет мое приглашение пойти в поход. Но очень кстати небольшое такси со скрипом заглохло на крутой проселочной дороге, и Римджхим выскочила из него, сопровождаемая матерью. Мать, обутая в сандалии с ремешками, убеждала нас, что будет рада подождать нас еще шесть часов. Я отдала ей ключи от своего номера, а затем мы с Римджхим отправились к самому зрелищному мосту из из корней деревьев под названием Двухпалубный Корабль деревни Нонгриат.

Утренние облака очистили небо, будто ластик бумагу, оставляя разводы. Мы держим курс на две тысячи ступеней. За мостом швейцарской семьи Робинзонов мы заберемся еще дальше, спускаясь глубже в долину, временами карабкаясь на другой берег, и пересечем две реки по висячим мостам, сделанным из стальных тросов.

Маленькое белое солнце прожигает белую атмосферу, и две тысячи ступеней будто становятся двумя тысячами печей. Но идти гораздо легче, когда есть с кем поговорить. За первую тысячу мы обсудили наши семьи, браки по любви и по расчету. На второй, как только мы начали промокать, Римджхим призналась – она ненавидит пот. Это не удивляет меня. Еще в самолете я отметила, надеюсь, без всякого осуждения, претенциозное платье, красный маникюр и слово «fashionista» в почтовом адресе.

Ее следующие признания были куда существеннее. Она упомянула об этом на первом подвесном мосту, находящемся на высоте девяти метров над рекой Симтунг. Римджхим боится высоты. И воды. И не умеет плавать.

Я ошеломлена. Правда, я не упоминала о стальных пешеходных мостах. Но слова «мост из корней деревьев» и «самое дождливое место на Земле» заставили бы большинство не умеющих акрофобов отказаться от этого похода.

«Мне очень жаль, мэм, – говорит она. – Боюсь, я не смогу перейти».

Основание моста кажется слабым – лишь восемь стальных тросов и три сантиметра неба между ними. Проволока, сплетенная между базовыми поручнями и поручнями из стального троса, по-видимому, для безопасности во время муссонов, ржавеет от дождя и выбивается то тут, то там. Поскольку дождей было меньше, чем обычно, Симтунг не бушевала и не вздувалась под нами, как обычно бывает в июне. Через кристально прозрачную воду я вижу булыжники, тянущиеся вдоль русла реки. Если мост оборвется, не думаю, что Римджхим утонет. Она просто разобьется об огромные камни.

Уже отправив от ее имени электронное письмо о случившемся ее брату, я знаю, что Рамджхим – любимый чудо-ребенок семьи, центр вселенной для брата, отца и милой мамы, которая ждет в моем номере. И все-таки после тринадцати тысяч километров и двух тысяч ступеней я не намерена возвращаться, пока я не увижу мост Двухпалубный Корабль из корней деревьев, выросший под дождем.