окрашиваться в цвета осени, а вересковая пустошь стала розовато-лиловой.

Люцерн постоял последний раз перед Скалой и, выбравшись наверх, в сопровождении своих преданных гвардейцев направился к известняковым скалам на западных склонах, через которые пролегает путь на Килнси и Грассингтон, к югу.

Внизу, в долине, вилась река Уорф. Деревья на ее берегах уже начали багроветь.

— Да будет с тобой Слово, Господин! — обратился к Люцерну один из остававшихся в Верне преданных кротов, когда тот наконец собрался уходить.

Люцерн соблаговолил улыбнуться:

— Я пока еще не Господин, крот. Но под руководством Слова и при поддержке таких кротов, как ты, может быстро наступить день, когда Камень разобьется вдребезги и тысячи его кусков разлетятся по всему кротовьему миру. Тогда я вернусь в это священное место и снова услышу, как воет ветер на его болотах и в его тоннелях.

— Тогда ты сделаешься Господином и все мы сможем возрадоваться твоему триумфу?

— Пусть так и будет, крот. Да будет с тобой Слово.

С этими словами Люцерн покинул Верн в сопровождении Терца и горсточки сидимов. Великий поход начался.

Глава шестнадцатая

Сентябрь пришел в Данктон, как и повсюду, с дождями, сереньким небом и непрерывно дующим ветром. Кроты высовывали нос из норы, принюхивались к влажному воздуху, бежали к выходам на поверхность, смотрели на качавшиеся вверху ветки и завалы влажных листьев внизу и вздыхали.

Покой долгого лета был позади, снова начинались осенние хлопоты. Нужно было рыть тоннели, чинить входы, благоустраивать и убирать норы — словом, возвращаться к будничным заботам.

Когда подул осенний ветер, большинство кротов в Данктоне почувствовали, что не сегодня-завтра грядут перемены. Недолго им теперь осталось быть вместе с Биченом: как и все юные кроты, он скоро должен будет уйти.

Словно подтверждая эти мысли и готовя кротов Данктона к разлуке, Бичен удалился от них. Прежде всего он пошел к Мэддеру, а потом отправился в Болотный Край, к Триффану. Когда порой он выбирался наверх, было ясно, что ему нужно побыть одному, и кроты не докучали ему и не отрывали от размышлений. Однако когда он наконец собирался спуститься в тоннель, то часто находил у входа оставленную для него пищу. Иногда Бичен обнаруживал, что какой-нибудь старый крот стережет его. Тот смущенно объяснял свое присутствие:

— Просто хотел убедиться, что тебе не мешают... просто хотел убедиться.

И тогда Бичен подходил к нему, пристально смотрел в глаза, прикасался со странной улыбкой, в которой сквозила грусть, и шел своим путем.

Некоторые осмеливались просить у него благословения, и он спокойно благословлял их. Другие — вероятно, их было больше, чем нам известно,— просили у него исцеления. Однако они могли и не просить об этом, так как те, кто нуждался в исцелении или утешении, обнаруживали, что оно пришло к ним через прикосновение его лапы и теплый взгляд. Но не было случая, чтобы он при этом не прошептал:

— Не говори об этом, пусть знают лишь твое сердце и Камень: другим не нужно знать.

Возможно также, что, когда Бичен уходил, самые чувствительные плакали и шептали ему вслед молитвы, прося Камень дать ему силу и проявить свое милосердие. Сентябрьский ветер с шумом качал ветки, а внезапно хлынувший ливень загонял кротов в норы, где они принимались думать об этом лете и о Бичене, тронувшем их сердца.

Много немощных стариков в Данктоне, у которых ныли кости от сырости, знали, что им не увидеть больше лета. Быть может, еще выглянет солнышко, когда расчистится небо и прекратится дождь, но не так уж долго будет тепло, и мало времени осталось для дружбы. И все же... После них останутся жить кроты, подобные Бичену, и с помощью Камня плечи этих кротов вынесут такой груз забот, о котором эти юнцы и понятия не имеют, и в свою очередь научат своих детенышей тому, что постигли сами.

С такими вот мыслями Данктон готовился к предстоящим суровым кротовьим годам. Но, насколько нам известно, лишь один крот, а именно добрая и здравомыслящая Тизл, которой даже старость дарила улыбку, решила в один из ясных дней проделать путь к Камню, чтобы помолиться за Бичена.

Незадолго до того она видела его наверху, в Болотном Крае, и вначале решила, что его печалит близость разлуки. Однако потом, когда она провела день сначала с одними старыми кротами, потом с другими и наконец с третьими, ее вдруг осенило: «Да ведь Бичен здесь одинок! Мы дали ему то, что могли, и он отдал обратно больше, чем кто бы то ни было. Теперь ему нужно найти других кротов, помоложе нас, которые смогут дать ему — да, ну конечно же, которые... ну что же, я надеюсь, что они это сделают. Или она, по крайней мере!»

Вот тогда-то она пошла к Камню и с любовью и юмором во взгляде помолилась ему так просто, как только она это умела:

— Камень, он тоскует по чему-то, а названия этому не знает! Ему нужна подруга, чтобы завершить образование, ведь слова не могут дать ему ту тайную мудрость, которую передает прикосновение подруги. Камень, если ты меня сейчас слушаешь, пошли ему любовь, он станет еще лучше, если познает прикосновение любимой. И сделай ее такой же здравомыслящей и сильной, как я! Никаких легкомысленных вертихвосток! Эх, будь я помоложе, я бы предложила ему себя, да разве эти молодые кроты умеют оценить что-нибудь стоящее! Запомни, Камень, ему нужна именно подруга!

Эта молитва была ничуть не хуже другой, зря кроты думают, будто Камень не уважает подобные молитвы и не прислушивается с удовольствием к такому добросердечному смеху, как у Тизл, да будет им известно, что Камень стал от ее молитвы ярче, и она снова почувствовала себя молодой и вприпрыжку побежала по лесу. Тизл не замечала ни серенького неба, ни накрапывающего дождя — ее согревали собственные добрые мысли. Да, хотя летние дни были на исходе, крот вполне мог чувствовать себя счастливым!

Однако немногие могли похвалиться такой же бодростью духа, как Тизл. Ощущение того, что близится пора тяжких испытаний, угнетало и пугало их. Они делились с друзьями надеждами, что скоро покажется старый Триффан и поделится с ними Сводом законов, который так долго пишет, — возможно, это принесет какое-то утешение.

— Не заболел ли Триффан? — спрашивали у Бичена. — Скажи нам, ведь ты, конечно, знаешь.

— Нет, нет, он здоров. Он уже почти закончил. Триффан более медлителен, чем