Вслед за Неем, но южнее, вышли к Пассарге казаки Денисова. Французы, укрывшись за рекой, успокоились, с пренебрежением открыто разъезжали. Денисов, пока они не опомнились, отобрал по тридцать-сорок храбрейших из полков, к каждому приставил по пять пеших с ружьями, двух офицеров назначил. Расседлали храбрейшие лошадей, сами разделись, пешие их седла на руки взяли. По знаку все бросились через реку. Пешие, оставив седла, рассыпали цепь, а конные мигом заседлали и — в атаку, с французов спесь сбить. Денисов аж прослезился. Вернулись без потерь, семерых пленных привели.

Два дня стояли у реки, наездничали. Иловайский 9-й за реку плавал со своими и пушку отбил, есаул Тарарин с казаками из французской цепи арканами шестерых стрелков уволок, двести атаманцев с майором Балабиным за рекой артиллерийский обоз захватили и взорвали… В общем, раздразнили Бонапарта, пошел тот вперед всей своей силой.

Стали русские отступать. Авангард опять превратился в арьергард. Тут и про Платова вспомнили, вызвали со всеми полками прикрывать отступление. Денисова, чтоб не раздражал своим видом, Матвей Иванович отослал правее, на связь с корпусом Каменского, который отступал от Данцига, а сам с Багратионом, Марковым и Багговутом прикрывал отход по лесам и болотам на тот же Гутштадт и далее, на Гейдельберг.

Французы под началом Бонапарта напирали жестоко, охватывали, назойливо по лесам шныряли, стрелки их жалили из чащи огнем и разбегались, чтоб вскоре снова откуда-то ужалить.

Бонапарт забирал севернее, хотел глубоким обходом от Кенигсберга отрезать, в сплошные болота загнать. Увидел Платов, что главный удар по Денисову приходится. Хочешь не хочешь, а поскакал туда. Прибыл вечером:

— Как у вас тут?

— Не успеваем поворачиваться.

За два прошедших дня дрался Денисове напиравшими французами несчетно. Присоединил он к своим трем полкам еще пять, уходивших вразброс и потерявших друг друга из виду. Соединил новые пять полков в одну вторую линию, со своими тремя несколько раз французов опрокидывал, а в случае нужды ко второй линии откатывался. Два полка прусских драгун вместе с казаками дрались, Денисов их генерала по-французски уговаривал на разные рискованные дела, но немец дрался расчетливо, в авантюры не лез. Под конец успели схватиться с французскими латниками. Выехали те и, уверенные в себе, пошли в лоб через ручей, прямо на Денисова. Знали по опыту, что казаки фронтальной атаки кирасирской не выдерживают. Но, переправляясь и разгоняясь, потеряли французы строй, да и мало их было, эскадрона два, не больше. На нашей стороне ручья их окружили и, как ни ломались, ни гнулись пики о французские латы, больше половины кирасир положили лоском. Только и смогли французы расходившегося донца артиллерийским огнем отогнать.

Выслушал все это Платов и остался с казаками на ночь, а утром стояла перед казаками французская армия, готовая к бою, и надо было ее задержать.

Выехали донские генералы, оглядели местность.

— Вон, на левом фланге неприятеля… этот самый… пункт. Взять и удержать!

— Разве приказано начать сражение? — удивился Денисов.

— Нет, но этот пункт надобно занять.

— Французы никак того не потерпят, они там в минуту меня атакуют, — стал объяснять Денисов. — Чтобы пункт удержать, пехота нужна.

Платов же знал, что французы конницей деревню атаковать не будут, дождутся пехоты, а это — время. Ничего он Денисову на его возражения не сказал, и Денисов также молча поехал исполнять приказания.

Французы, обжегшись вчера с конницей, напирали на Денисова пехотой, а он от них шагом отступал на расстоянии выстрела.

Подошли к тому самому ручью, где кирасиров побили, там казаков Платов встретил:

— Ручей не переходить, держаться!..

— Отважность Вашего Превосходительства чересчур велика, — язвительно сказал Денисов. — Впрочем, слушаюсь, исполню в точности.

Собрал он своих полковых командиров.

— По велению атамана — за ручей не уходить, держаться.

Встали полковые командиры плечом к плечу с Денисовым, стали прикидывать:

— У них пушек штук десять. Главное — не дать пристреляться.

— А коли так, то лучше нам самим их атаковать, — решил Денисов. И командиры, подумав, тоже это за лучшее сочли.

Французы не ждали. До тысячи их шло лесом, огибая поляну, на которой перед ручьем стояли денисовские полки, человек пятьсот пеших, развернув строй, шли прямо через поляну, да конных человек триста с артиллерией позади пехоты виднелись.

Приказал Денисов Ефремову атаковать прямо, а Астахову рассыпать полк в лаву и стать против леса, сам же с третьим полком стал позади Ефремова в резерве.

Подвела французов храбрость. Кавалерия их, обскакав пехоту, налетела на Ефремова. Ефремов с места во весь опор в дротики на них ударил, опрокинул, погнал за пехоту.

Тут из леса французы высыпали: трах-бах! Обошли…

Астахов, не смущаясь, велел «загичать» пострашнее и во весь конский мах — вперед, в дротики. Французы не выдержали, шарахнулись обратно в лес, только штаны белые меж стволами мелькали.

Так все это быстро вышло, слаженно и лихо, что Денисов сам удивлялся и, пав на колени, возблагодарил Бога.

Платов все видел, решил, что Денисов и сам продержится, забрал «приблудные» пять полков и сам пошел левее, на другой дороге неприятеля отбивать. Денисову же прислал своего зятя (за всеми этими делами он успел дочь Анну замуж отдать), Константина Харитонова, чтоб поблагодарил казаков и самого Денисова от имени атамана.

Французы, отбитые на всех дорогах и тропинках, в тот день наступали медленно, но после полуночи прискакал гонец с известием, что Бонапарт обошел русских по другому берегу реки Алле, и идет бой за город Гейдельберг и переправы.

— Эдак нас, чего доброго, и отрежут!..

Велел Платов сообщить обо всем Денисову и срочно бежать к Алле, переходить ее вброд.

На рассвете Денисов переправился через Алле и присоединился к Платову. Но к сражению за Гейдельберг казаки не успели. Беннигсен отступил на Бартенштейн, и французы его по правому берегу особо не преследовали. Зато по левому берегу, оставленному Платовым и Денисовым (и Беннигсен, опасаясь, как бы не разрезали армию, все войска оттуда увел), устремились французы, обгоняя русских, к Кенигсбергу.

Следующая неделя решила всю войну. Обе армии, французская и русская, растянувшись на походе, спешили к Кенигсбергу по обеим берегам реки Алле. У городка Фридланд передовые части увидели одиноко стоявший французский корпус (Наполеон их всю войну как бы подставлял поодиночке, чтобы спровоцировать русских на атаку и накрыть всеми силами), стали собирать растянутые части, выбили французов из городка, перешли, кто успел собраться, за Алле. Беннигсен в тот день болел, дежурный генерал Эссен 1-й и генерал-квартирмейстер барон Штейнгель, обозревавшие позиции, были контужены одним ядром. Приказаний целый день никто не отдавал. Тут-то Наполеон и нагрянул. Маршал Ней, «рыжий лев», которому всю зиму и весну не везло, во главе таранной колонны врезался в русские войска, перемешал их боевые порядки. Подкатили французы пушки на картечный выстрел, ударили в упор…