Нишапур, новая столица, располагался в 250 километрах к юго-западу от Мерва – там, где сейчас находится северо-восточная часть Ирана. Город располагался по обеим сторонам Великого торгового пути из Индии и Китая на запад, благодаря чему быстро рос и развивался в своей новой роли. Со дня смерти Тахира в 822 году до падения его династии в 873 году Нишапур был вторым городом по политической мощи во всем мусульманском мире после Багдада и равным ему в интеллектуальном и культурном отношении. Он являлся всемирно признанным центром философии в мусульманском мире[553] и в течение века стал даже литературной столицей – благодаря поэту Абулькасиму Фирдоуси. Вплоть до разрушения монголами в 1219 году Нишапур оставался видным центром богословских исследований, средоточием политической мысли, математики и науки в целом. Неудивительно, что местный летописец «поставил на поток» создание книг с такими патриотическими названиями, как «Предметы гордости Хорасана» и «Добрые дела Тахиридов»[554]. Как часто происходит в подобных случаях, сам автор был полным энтузиазма иногородним жителем, переехавшим в столицу из Балха.

Что стало основой культурного величия Нишапура? Одно несомненно: его расцвет стал возможным не только благодаря политической мощи. Город был политической столицей Центральной Азии почти 50 лет, в течение которых он переживал постоянные потрясения. Затем его статус опустился до столицы глубинки, города, подчиняющегося другому центру: сначала – Заранджу (вдоль современной границы между Ираном и Афганистаном), потом – Бухаре, в Афганистане – Газни и Гору, затем – Мерву. Иностранные захватчики завоевывали и город, и саму провинцию не один, а целых три раза в течение 100 лет после падения династии Тахиридов. Но в период, охватывающий несколько сотен лет, этот разросшийся город в пустыне находился в числе самых крупных мировых центров культуры и мысли.

Нишапур был богат – по крайней мере в первые десятилетия правления Тахиридов. Он мог похвастаться обширной налоговой базой, основанной на континентальной торговле, производстве и сельском хозяйстве, а также контролировал прибыльную торговлю рабами, отправляя тысячи тюрков на запад каждый год, одних – как дань халифам, часть продавали в другие страны как «природный ресурс», извлекая при этом пользу для местной власти[555]. Торговля различными товарами сформировала город так же, как позднее она сформировала Антверпен, Брюссель и Амстердам. Вместе с торговлей пришло и уважение к практическим навыкам и к превосходству разума над догмой, что будет характерно для этих европейских центров через 500 лет.

Но после стремительного роста экономика Нишапура стала переживать застой. По сути, главной темой общественной жизни этого города в период его исторической значимости был не расцвет, а упадок – «плодотворное увядание». Появлялись идеи и подходы, фундаментально контрастировавшие с целями солидных местных граждан, которые продолжали богатеть. Вопреки стереотипам таких экономически развитых культурных столиц, как Рим, Александрия, Венеция и Багдад, Нишапур и соседний город Тус подтвердили мудрое изречение Гегеля о том, что сова Минервы вылетает в сумерках.

Население Нишапура состояло в основном из иранцев. Правда, тюрки также селились в городе и в прилегающей сельской местности, но не они задавали тон. Арабские захватчики тоже оставили здесь часть своего войска после завоевания. Многие представители зороастрийской знати не терпели арабов и их религию, и у нас есть некоторые персидские стихи, доказывающие это[556]. Но арабы были здесь не столь многочисленны, как в Мерве или Бухаре, и со временем они породнились с местным населением и смешались с местной культурой. В конце концов, основным вкладом арабов было начало больших изменений, которые преобразовали небольшой городок в крупный город и предоставили местным жителям доступ к огромному количеству работ (как религиозных, так и светских) на арабском языке. Многие из местных зороастрийцев в итоге обратились в ислам, а те, кто не обратился, разработали modus vivendi с мусульманами.

Насколько большим был Нишапур? Изучив богатую, но в основном непризнанную средневековую литературу о городе, американский ученый Ричард Буллиет создал великолепную реконструкцию – карту населения и топографию Нишапура, указав многие его кварталы и округа, расположив в точности его дворцы, сады и трущобы. Он пришел к выводу, что Нишапур во время своего наибольшего расцвета в X–XI веках занимал около 20 квадратных километров, и что в его центре проживало от 200 000 до 500 000 горожан. Эти расчеты не включают жителей пригородов или десятки тысяч торговцев и путешественников, которые постоянно прибывали на базары Нишапура[557]. Представьте себе этот масштаб – даже если принимать в расчет минимальные показатели, то город будет в четыре раза больше средневекового Рима и намного больше Парижа того же периода. В сравнении с Нишапуром и Лондон со своими 10 000 жителями во время нормандского завоевания кажется карликом. Самое низкое значение, полученное Буллиетом, практически равно средневековой Наре в Японии, тогда как наибольшее превышает значение Константинополя и лишь на треть оно меньше населения Чаньаня (сейчас Сиань) в Китае или Багдада в то же время.

По бытовому комфорту Нишапур мог составить конкуренцию любому средневековому городу. С помощью сложной оросительной системы вода доставлялась по подземным каналам от ближайших холмов к центру города, иногда их глубина достигала 53 метров. Раскопки, проведенные сотрудниками нью-йоркского Метрополитен-музея в 1930-х, обнаружили густозастроенный городской комплекс с большими домами, красивыми мечетями, величественными дворцами богатых горожан и бесконечными кварталами двух– и трехкомнатных домов простолюдинов.

Поскольку Нишапур расположен на высоте 1500 метров над уровнем моря, его климат очень суров. В связи с этим знатные семьи обогревали свои городские дворцы посредством трубопровода под полами. Жаровни для приготовления пищи и обогрева также были встроены в пол даже в самых скромных домах, в них направлялся воздух через подземные отверстия. Лучшие дома имели достаточное количество проточной воды и просторные, богато расписанные подземные помещения, где можно было укрыться от летнего зноя[558]. Они также были украшены сложными скульптурными лепными панно и оконными рамами, окрашенными в глубокий красный, желтый и синий цвета[559].