Беньямин закрывает глаза и вздыхает с таким облегчением, что становится завидно. Домас укрывает его толстым вязаным пледом, подходит к окну, открывает его нараспашку. На улице здорово. Там сумерки и тепло. И пахнет морем, хотя на самом деле оно далеко.

«Удивительно, – думает Домас, – что никто не гуляет. Обычно в такую погоду в городе народу полно. Или сейчас еще раннее утро, даже толком не рассвело? Если так, это многое объясняет. Да все объясняет. Вообще все», – лениво думает Домас, закрывает окно, оставляет форточку, чтобы в комнате пахло морем, как в городе. И ложится рядом с Беньямином на диван. Беньямин утешительно теплый, как огромный покладистый кот. «Кто он мне, интересно? – думает Домас. – Друг? Любовник? А может быть, брат? Кажется, мы немножко похожи. Нос и брови точно как у меня! Ладно, неважно. Потом разберемся. Он спит, и я тоже еще посплю, – зевая, думает Домас. – А когда проснемся, все сразу вспомним. Кто мы такие, откуда взялись, чего натворили… или не натворили, а просто спали и видели странный сон».

«Вот смеху будет, если Бенька мне только приснился, – думает Домас, закрывая глаза. – А я как дурак гадаю, кем он мне приходится. Но все-таки пусть лучше Бенька будет на самом деле. Он отличный чувак».

Вильнюс, май 2021 года

– Я вспомнила странное, – сказала Наира; замолчала, нахмурилась, нетерпеливо взмахнула рукой: – На самом деле мне просто приснилось, но ощущается, что именно вспомнила, как у нас с подружкой был магазин смешных сувениров для условных инопланетян. Причем мы сами их делали. Не инопланетян, сувениры. Рисовали картинки с подписями «Схема строения землянина», «Здесь вам не Юпитер», «Мама, я на третьей планете», «Щупальца это не стыдно» – такое. Печатали с ними открытки, футболки и тряпичные сумки. Особенно сумки, это был наш суперхит!

Труп слушал ее голос, как музыку. То есть наслаждался его звучанием, но слова, даже знакомые, не разбирал. Потому что, во-первых, только проснулся, а во-вторых, проснувшись, увидел рядом Наиру, которой он сперва деликатно постелил на софе в маленькой комнате, а потом еще более деликатно ее туда не отпустил. Ну, она и не особо стремилась. И вот теперь сидит рядом с ним. Это было даже не просто счастье, а фантастика, магия, волшебство. Словно он оказался в другой реальности, где невозможное вдруг стало совершенно естественным, как будто всегда так и было, иначе быть не могло.

– Ты ни черта не понимаешь, – вздохнула Наира. – И тебе, наверное, очень обидно. Но я сейчас не могу молчать, прости.

Слов он по-прежнему не понимал, но по интонации, выражению лица, состоянию, черт знает, как это все называть, стало ясно, что она говорит что-то ужасно важное. Такое лучше бы понимать.

– Так, стоп, – сказал Труп. – Давай dar kartą[28], опять, супермедленно. И можно немножко английский. Я умею… умел английское раньше. Давно не говорил, много забыл.

– Me too, – улыбнулась Наира. – Ладно, будем вместе его вспоминать.

Говорила медленно, как он просил, вперемешку, сразу на двух языках, заменяя то русское слово английским, то английское русским в ответ на вопросительный взгляд. Оказалось, так даже проще, как будто они студенты и выполняют задание, поэтому все равно, сон она пересказывает или воспоминание, и если второе, то откуда оно взялось. Ниоткуда! Просто так, упражнение из учебника; вот бы взглянуть на того, кто его составлял. Что вообще творится в башке у автора сборника таких упражнений для изучающих иностранные языки?! Который придумал подружку Таню (дурацкое все-таки слово «подружка», но тут на помощь приходит английский, Таня была my best friend, лучший друг), квартиру из трех крошечных комнат (проходную, куда можно войти прямо с улицы, они потом переделали в магазин), нелепые сувениры, сочиняя которые, они хохотали так, что сползали с дивана на пол, особенно наборы разноцветных носков – в каждом пакете по три с половиной; правда, именно их они сделали мало, всего пару десятков, быстро задолбались разрезать трикотажные носки пополам и аккуратно обрабатывать края. С открытками и футболками было проще, печатали в типографии, где работал их с Таней общий приятель Йонас по прозвищу Джон. Он молодец, этот автор сборника упражнений, отлично у него получилось. Смешные сувениры, дурацкая лавка, друг Таня, туристы, соседи, знакомые, хорошая жизнь.

– С английский сразу much easier[29], – сказал, дослушав ее воспоминания, Труп.

– Удивительно, что мы раньше не догадались, – кивнула Наира. – С горя решили, что надо стать телепатами, но даже не вспомнили, что есть же английский язык.

– I get excited[30] и глупый, – лаконично объяснил Труп.

– Это да, – согласилась Наира. – Я тоже глупею, когда слишком сильно волнуюсь. Да многие люди устроены так.

– Я только не понял, – признался Труп. – Эта история про souvenirs for aliens[31] – сон? Или так было, когда ты жила в Ереване? Я думал, ты там песни поешь.

– Так я тоже не понимаю, – вздохнула Наира. – Но точно не в Ереване. А в Вильнюсе. Из чего следует, что это все-таки сон. Я же приехала сюда в девятнадцатом, а раньше здесь никогда не бывала. Сон, но кажется, что было на самом деле. И что последние две футболки про маму и щупальце, если поискать хорошенько, найдутся в шкафу. Глупо…

– Не глупо! – перебил ее Труп. – Прекрасно. Не потому что ты. А объектив… или как?

– Objectively[32]? – подсказала Наира.

Он энергично кивнул:

– Да. Это… a kind of magic[33]. Когда сон, но не сон. Не знаю, как лучше сказать.

– Ничего, мне понятно, – улыбнулась Наира. – Вообще-то я не люблю, когда начинается путаница с памятью, мне сразу кажется, что я чокнулась. Но этот сегодняшний сон – он такой хороший! Так что пусть считается воспоминанием. Как будто я действительно так жила.

– У меня есть вопрос, – сказал Труп. – Жизни-смерти. Важное! Когда ты хочешь… есть… нет, будешь согласна ко мне переехать, мы пойдем собирать твои вещи и найдем на шкафу футболку про маму, ты дашь мне ее поносить?

* * *

• Что мы знаем о памяти?

Что она ненадежна. Люди напрасно всецело на нее полагаются и боятся ее потерять. Потому что память и так постоянно теряется. Точнее сказать, превращается из нашей памяти в чью-то чужую, тасует сбывшееся с несбывшимся, подменяет вымыслы фактами и наоборот.

• Что мы знаем о памяти?

Что память пластична, как пластична сама реальность. По мере того как одна вероятность сменяется другой, изменяется наше прошлое, и вместе с ним наша память, на смену старым приходят новые воспоминания; ну, было бы странно,