– Так я краситель добавила, – объяснила гордая собой повариха. – Черный, который покупаю для кексов. На банке написано, он съедобный, чтобы красить еду. Для гадания лучше, чтобы все было черное. Черный – цвет колдовства!

– А правда же, – шепотом спросила Дану Наира, – мы не обязаны есть эту кашу? Только гадать?

Дана прыснула, прикрыв рот рукой, виновато покосилась на старуху Мальвину. Сказала ей:

– Спасибо! Конечно, черная лучше. Я почему-то заранее не подумала. Хорошо, что ты догадалась сама!

* * *

Дана решительно берет поварешку, потому что – ну, надо. Каша готова, соседка старалась, варила, пришла нарядная, завсегдатаи «Крепости» предвкушают новое развлечение, некуда отступать. На самом деле Дане гадать совершенно не хочется. Даже смеху ради, на манной каше, серой от пищевого красителя, лучше бы сейчас не гадать. Дана не верит, что будущее ей хоть немного понравится. Откуда бы ему, такому хорошему, взяться? С чего? «Только заранее расстраиваться, – думает Дана. – Ну его к лешему, это будущее, не хочу знать о нем ничего».

Но теперь-то придется – ради старухи Мальвины, которая затаила дыхание, предвкушая настоящий колдовской ритуал. Некоторые злодейства нельзя совершать ни при каких обстоятельствах. Например, разбивать сердце детям и старикам.

Дана поднимает руку с поварешкой к расписанному причудливыми рыбами темно-синему потолку, беззвучно шепчет: «Будь к нам добра, судьба». С этой формулы следует начинать любое гадание, если уж приспичило погадать. Дана ничего подобного не планировала, не вспоминала правильные слова, еще три секунды назад она вообще понятия не имела, что надо сказать какую-то специальную фразу. Но сказала, потому что так правильно и хорошо. С Даной так часто бывает: она откуда-то знает, как надо. Вот просто знает, и все.

Дана черпает кашу и льет ее на большое, чтобы все вокруг не заляпать, блюдо, по-честному зажмурив глаза. У нее нет никаких специальных вопросов, она вообще не хочет ничего знать про будущее, но один-то вопрос, никуда от него не денешься, у нее есть всегда. Поэтому рука чуть-чуть дрожит от волнения. «От волнения! В процессе гадания на манной каше! Боже, какая я дура, – почти восхищенно думает Дана. – Какая же дура я».

Дана открывает глаза, смотрит на блюдо, почти ничего не видит, потому что ужасно волнуется, и вообще здесь слишком темно. Говорит преувеличенно бодрым голосом:

– Ну что? Какие будут идеи? В таком гадании главное – правильно расшифровать.

– Да здесь вообще думать не о чем, – отвечает Наира. – Без вариантов. Сама посмотри.

– У тебя получился знак бесконечность. Просто, мать ее, бесконечность! – восхищенно орет Степан.

– А не восьмерка? – сомневается Дана.

– Ну нет! Гадание есть гадание. В нем точность важна. Восьмерка стояла бы вертикально – с твоей точки зрения. А бесконечность горизонтальная. Понятно же все.

– И перед бесконечностью, видишь, еще загогулинка, – добавляет Наира. – Похожа на плюс.

– По крайней мере, это явно не минус, – кивает Дана. – Ну и слава богу, что так.

– Ты что, загадала, сколько лет простоит наша «Крепость»? – шепотом спрашивает Артур.

– Да нет, конечно, – смеется счастливая Дана. – Я загадала предел функции от икс, стремящейся к бесконечности. А то, понимаешь, стыдно, школьную алгебру начала забывать!

«Поразительно, – думает Надя, – как у нее получилось выразить больше, чем просто правду, соврав какую-то ерунду. Все-таки небывалые возможности для высказывания дают здешние лживые языки».

Вильнюс, май 2021 года

К полуночи гадальная каша иссякла, и Дана сказала:

– Все, давайте изгоняйтесь из рая. Устала, как будто мешки таскала. В раю технический перерыв!

Расходиться, понятно, никому не хотелось. Но когда хозяйка говорит, что устала, не возразишь. Набили жестянку купюрами (Ловцы из Лейна в этом смысле лучшие в мире гости, для них наши евро почти как фантики от конфет), разлили по картонным стаканам остатки глинтвейна (за порогом он пригодился, майская ночь была пронзительно холодна), дошли до Лукишской площади, уселись там на скамейку и принялись обсуждать пророчества манной каши, сразившие всех наповал. Особенно после того, как Симон опознал в темно-серых разводах и пятнах намек на фрагмент какого-то кода, заорал: «Так вот где ошибка!» – и побежал домой исправлять.

Когда допили глинтвейн, Надя (которую каша выдала с потрохами, начертив на блюде фирменную эмблему Сэњ∆э, впрочем, никому кроме Самуила и Тима все равно не известную, а они про Надино место работы знают и так) сказала Наире (у которой каша растеклась по тарелке огромным нелепым сердцем, обещая любовь, судя по размерам рисунка, до гроба, хорошо хоть не нарисовался сам гроб):

– Отто попросил меня позвать тебя в гости.

– Он попросил тебя позвать меня к нему гости? – Наира не то чтобы удивилась, но честно попыталась это изобразить.

– Нет, к нам, – улыбнулась Надя. – К себе приглашать он стесняется. А мы, по удачному совпадению, в соседней квартире живем. По его режиссерскому замыслу, у нас дома сейчас шаром покати; ну это, кстати, чистая правда, так и не выбрались в магазин. Зато у Отто холодильник забит до отказа, и он позовет нас ужинать, как добрый сосед. И тебя за компанию. Не оставлять же тебя у нас дома голодной сидеть! Такая головокружительная интрига, чтобы ты переступила порог его дома. Это задумано как сюрприз, чудесное стечение обстоятельств, но я не умею хранить секреты, прости!

– С ума сойти, – вздохнула Наира. – В голове не укладывается. Почему все так сложно? Отто же совершенно нормальный. Я имею в виду, с остальными он не особо стеснительный. Он вообще в анамнезе немецкий актер! Это даже звучит неприлично, сразу в голову лезет черт знает что. А меня в гости позвать не решается. И сам сколько раз меня провожал, ни разу ко мне не зашел. Даже не попытался. Я-то была не против. И, по идее, это было вполне разборчиво написано у меня на лице.

– Обычное дело, – сказала Надя. – Когда доходит до наших сверхценностей, мы все ужасные дураки. А у Отто еще с языком проблема. С таким словарным запасом ничего по-настоящему важного толком не объяснишь. А если попробуешь, будешь потом гадать, правильно ли тебя поняли. И не факт, что сам как надо поймешь ответ. Но Отто придумал выход. Если, конечно, ты согласишься. Он хочет сказать тебе разные важные вещи и попросил меня переводить.

– Свидание с синхронным переводчиком! – рассмеялась Наира. – Настоящие международные переговоры! Но вообще это он молодец.

По дороге домой Тим сказал Самуилу:

– Я все думаю про это гадание. И не могу понять…

– Так все ясно, по-моему, – перебил его Самуил. – Это же только с точки зрения местных у тебя получилась непонятная закорючка, а мы-то знаем, что