— Увы, — добавил Дюшамплан, — боюсь, как бы мой младший брат не ступил на стезю порока. Он приобрел привычку переодеваться для участия в вечерах, во время которых они столь бурно развлекались… нет, я даже понятия не имею, что они там делали… Но состояние, в котором он возвращался, меня пугало.

— Ваша старшая сестра об этом знала?

— Не так давно она застала Эда в женском платье. Он выдумал какую-то путаную историю, стал уверять, что помогал герцогу де Ла Врийеру укрощать строптивых красавиц, которых поставлял ему наш зять Миссери, служащий у министра дворецким…

— Значит, сестра ваша знала…

На протяжении некоторого времени он обдумывал новый поворот событий. Сестра Луиза от Благовещения сообщает новость герцогине де Ла Врийер, герцогиня устраивает сцену министру… Но как события разворачивались дальше, он пока не мог себе представить.

— Следовало бы заключить в тюрьму вас обоих до окончания расследования, — заявил Николя. — Но я готов поверить вам на слово. Я запрещаю вам покидать дом. Не забывайте, что и днем и ночью за вами будут наблюдать мои люди. А теперь уходите.

Как только супруги удалились, он подобрал окровавленную рубашку и что-то отметил в своей черной записной книжечке.

— Не лучше ли отправить эту парочку в Шатле? — проворчал Бурдо.

— За ними, скорее всего, следят, и не только мы, поэтому я не хочу их спугнуть. Во всяком случае, как мы убедились, обследовав этот дом, не я один предосторожности ради предпочитаю уходить через черный ход!

Поведав Бурдо, каким образом ему нередко приходится покидать дом на улице Монмартр, он спросил:

— Полагаю, посольство Англии находится под наблюдением?

— Постоянно, начиная с заключения мира. Но, возможно, это вошло в привычку и бдительность ослабла.

— Лорд Эшбьюри мог укрыться в посольстве, надо удвоить бдительность. А что у нас с выращиванием ананасов?

— Рабуин шерстит список в Шатле и наводняет город и предместья нашими агентами. Возможно, он уже нашел то, что вы ищете.

— Боюсь, что и в это воскресенье я вам покою не дам. Ваша жена проклянет меня.

— За четверть века она привыкла!

Закрыв дверь тайного хода и заперев ее изнутри, чтобы снаружи никто не смог ею воспользоваться, они наложили печати на входную дверь и отправились в Шатле. Там их уже ждал Рабуин; агент лихорадочно расхаживал из угла в угол.

— Судя по вашему возбужденному виду, поиски увенчались успехом, — сказал Николя, положив на стол окровавленную рубашку.

— Сейчас вы сами убедитесь, — ответил Рабуин, разворачивая бумагу. — Из всех домов, список которых мы составили, мое внимание привлек только один, и вот почему.

— Расскажите нам.

— Во-первых, лицо, проживающее там, числится среди наших клиентов. Имя его не сходит со страниц ежедневных отчетов Марена, тех, что прежде отправляли господину де Сартину, а теперь отсылают господину Ленуару; в этих отчетах содержатся сведения, полученные от инспекторов и осведомителей. Наш клиент упоминается в разделе скандальных галантных похождений, и, судя по тому, что о нем пишут, он быстро приближается к той незримой черте, за которой порок протягивает руку преступлению.

— Он нас дразнит! — проговорил Бурдо, поднимая голову; он сидел за столом, устроив на нем локти и опустив на руки голову.

— Итак, чтобы и дальше не тянуть кота за хвост, скажем, что человек, о котором идет речь, давно и хорошо известен в мире порока. Почему?

— Да, почему? В самом деле, Рабуин, ближе к делу! Время поджимает, а ты испытываешь наше терпение, — проговорил с нетерпением Николя.

— Так вот, он является магистром общества либертенов, именуемого «Орденом блаженства». Члены ордена дают клятву делать друг друга счастливыми. Это общество гермафродитов практикует чередование и смешение полов…

— И где они собираются?

— Иногда в особняке Магистра, на Монпарнасе, где, действительно, имеется оранжерея с экзотическими растениями. Иногда в карьерах в Вожираре или же в иных местах, которые нам еще предстоит отыскать.

— Однако, все это более чем странно! А что еще вам известно?

— Во-вторых, в обществе влияние этого любителя юной плоти возрастает с каждым днем, ибо он — это маркиз де Шамбона, женившийся на мадемуазель де Леспинасс-Ланжак, внебрачной дочери герцога де Ла Врийера и «прекрасной Аглаи».

— Черт побери, — выругался Бурдо, — кто бы мог подумать!

— Он заключил этот союз с единственной целью: поправить свои расстроенные дела, — продолжал Рабуин, — но ожидания его не оправдались, и он, откопав кое-какие интересные сведения, стал шантажировать министра. Он намекнул, что ему известно, что в свое время супруг «прекрасной Аглаи», граф Сабатини, был незаконно сослан на острова по приказу министра.

— Не будем терять времени, — проговорил Николя. — Немедленно возьмите особняк маркиза де Шамбона под неусыпное наблюдение. То, что сейчас рассказал нам Рабуин, прекрасно согласуется с сообщениями Ретифа, с полупризнаниями Полетты и результатами нашего обыска на улице Кристин. Бурдо, берите рубашку и без промедления отправляйтесь в особняк Сен-Флорантен. Найдите мне лакея министра и любой ценой выясните у него, принадлежит ли эта рубашка его хозяину. А еще мне нужно как можно скорее получить подробный доклад обо всех перемещениях герцога за последнюю неделю, дабы проверить, может у него быть алиби или нет.

— Нет ничего проще, господин Николя, — отозвался Рабуин. — Не так давно я установил приятельские отношения с кучером министра: в часы простоя он никогда не упускает возможности пропустить стаканчик. Угостив его напитком покрепче, — потом я вам составлю отчет о расходах, — я сумел вытянуть из него необходимые сведения.

— Рабуин, ты получишь не только вознаграждение, но и премиальные!

— Деспотизм плодовит на премии за аморальность, — назидательным тоном произнес Бурдо.

— Однако, господин инспектор, — таким же тоном ответил Николя, — многие люди, коих считают беспринципными, относятся к своей работе в высшей степени добросовестно. Мы слушаем тебя, Рабуин.

— Получается, что его светлость герцог де Ла Врийер вот уже несколько месяцев ночует вне дома.

— Это не ново. Сначала была «прекрасная Аглая», потом ее сменили порочные красавицы, коим несть числа.

— Вполне возможно, — продолжил Рабуин, — ибо по ночам он приказывает везти себя в разные места, потом отпускает карету и исчезает. Слуги заинтригованы, они даже пытались проследить за ним, но безрезультатно. Получается, что на то время, когда были совершены все три убийства, означенный министр не имеет алиби.

— Черт побери, — с тревогой в голосе вскричал Бурдо, — все эти преступления связаны друг с другом! И кто знает, какие еще кошмарные убийства могут произойти, пока мы, наконец, не обратим наше внимание на особняк Сен-Флорантен?