Перед началом веселья – рабочий момент – короткая пресс-конференция. Гвидо организовал ее собственными силами, не привлекая эти одиозные пиар-агентства, которые умеют только рубить деньги за примитивные коммуникаторские операции. А в результате – напротив артистки – те же самые журналисты, что и всегда, перед всеми остальными. Мы с МэйнМэном вдвоем устроились за столом ответчиков. Прессы собралось человек сорок, три телекамеры Гвидо пришлось проплатить, еще три включились под гнетом альтруизма и собственного хорошего вкуса.

Гвидо сделал короткое заявление о новом явлении на российской сцене и об альбоме, который покажет всем максимам, какие тиражи в этих окрестностях бьют рекорды. Я скромно прощебетала что-то на тему «как я люблю петь песни, но главная заслуга во всем, что вы услышите, – принадлежит моему продюсеру Гвидо!». Гвидо удивленно покосился на меня. Накануне мы провели небольшую репетицию действа, но инструктаж Гвидо сводился лишь к тому, чтобы я во всем придерживалась первоначального образа студентки-интеллектуалки, на вопросы отвечала живо и непосредственно.

– Понимаешь, всего предугадать невозможно. Вопросов – миллион! Какому-то пидору может захотеться тебя поэпатировать, и он с серьезной миной спросит «Девственница ли ты до сих пор?», «…Если нет, когда и с кем перестала ею быть?». Обязательно найдутся крестьяне, которые будут с тобой фамильярничать, говорить тебе «ты». Не смущайся. Не позволяй выбить себя из равновесия. И не бойся произносить железобетонное «Без комментариев». Это вовсе не означает, что тебе нечего сказать, это означает, что ты защищаешь свою приватную территорию. Это твое право! И не бойся давать это понять. Старайся держаться естественно, не стесняйся брякнуть глупость, мы должны сыграть на контрасте внешнего образа и твоих слов. Ты будто бы устала от собственной начитанности; тебя будто бы начала тяготить твоя образованность, интеллектуальность и ты решила, что лучше будешь выглядеть полной идиоткой, чем умничающей занудой. Понимаешь? Давай-ка еще заучим несколько палочек-выручалочек. Если вопрос коснется того, в чем ты боишься запутаться, отвечай так: «Ответ на этот вопрос никогда не узнать, самому не попробовав…», чувствуешь отлуп? Если возникнет провокация или грубость, даже незначительная некорректность, реагируй так: «Спросите об этом у вашего главного редактора! Ему лучше знать!», или «Спросите об этом лягушек, которых сейчас готовят во французских ресторанах!», или «Спросите депутатов Госдумы, они все знают, им по профессии положено!». И не забывай, я – рядом. Чувствуешь – стушевалась, растерялась, теряешь контроль, говори: «Гвидо об этом знает больше меня», и сразу – ко мне: «Правда, Гвидо?». Играем в пас! Всего заранее не угадаешь, поэтому будем импровизировать, а я всегда подстрахую.

Конференция прошла на удивление дружелюбно. Я только спустя несколько месяцев поняла почему. Когда ближе узнала московских журналистов. Для них подобные тусовки – галочки в ежедневнике, дежурные выходы, главная цель там – выпить, поесть и приятно пообщаться. Девять из десяти журнальных писак еще до начала пресс-конференции решили, что они напишут и в каком объеме. Ни для кого не было никаких сюрпризов! И только Гвидо удивленно поглядывал на меня, когда я в ответах на половину вопросов приписывала ему основную роль в музыке, в текстах, которые он не писал, но вдохновлял. Отдельно утопила в комплиментах его продюсерскую стратегию, отношение к артисту, прогрессивные взгляды на музыкальную индустрию.

– Никогда не думал, что ты так хорошо ко мне относишься, – обескуражено развел он руками, когда после окончания словесного пинг-понга мы пили шампанское за сценой, в компании с хрипатым певцом фиг знает чего, но сам певец утверждал – «шансона».

– Я понимаю, чем тебе обязана, – почтительно отвечала его скромная ученица.

– Приятно, ма шер, чертовски… только все же с сиропом ты чуть переборщила, – Гвидо поморщил нос, – как сама думаешь?

– М-м-м… возможно… первая пресс-конференция, – уклонялась я, а сама внутренними ладошками, которые у каждого спрятаны где-то между легкими и селезенкой, аплодировала Никитосу!

Шеф компании «Чудеса и волшебство» тонко спланировал начало нашей битвы за изгнание.

– Главное, не превратиться в бегемота, а изящно протанцевать эту партию, будто между каплями дождя, – Никита, по усмешке судьбы инструктировал меня в тот же день, за пару часов до тренинга с Гвидо. – Никаких мазков в начале, только – легкие штрихи. Если ты своими ответами будешь педалировать роль продюсера в проекте, ему это покажется легким подхалимажем на фоне твоей робости и растерянности, а для журналистов – я-то знаю – это верный знак. Они его услышат и поймут.

– Знак чего?

– Того, что ты – зависимая бессловесная кукла, для которой все делает продюсер. Врубаешься?

– Угу.

– Журналисты не должны увидеть в тебе личность. Всего-навсего – очередной амбициозный продюсерский проект! А они ох как не любят поточное производство. И если такой ярлык с самого начала приклеится к бренду «Белка», отодрать, отстирать, отбелить его впоследствии будет стоить глобальных усилий.

– Ох, – вздохнула я, согнувшись внутренне под тяжестью его слов.

– Что такое? – он проницательно взглянул на меня.

– Да, по сердцу заскребло… нелегко как-то…

– Подставлять человека?

Я молча кивнула.

– Понимаю. Я и сам всегда мучался. Броней оброс совсем недавно. Вроде понимаешь, что бьешься за правое дело, а побеждать кого-то, пусть даже очень нехорошего, всегда тяжело. Я в детстве баловался выжигателем, это такой прибор, при помощи которого выжигают рисунки по дереву. А сейчас мне кажется, что любая победа – точно такой выжигатель, только рисует у тебя внутри. Потому и говорили древние, что любая победа – это поражение.

– Да… да… – я постаралась собраться, – только Гвидо нельзя назвать нехорошим, он совсем не злодей, он – наоборот…

– Ты серьезно?

– Вполне.

– А я-то думал, он классический упырек из шоубиза, как все эти рулевые попсы, – Никита имеет забавное свойство начинать фразу агрессивно, а заканчивать ее немой улыбкой.

– Неправда! Он классный! Он так врубается во все! Он очень глубокий… И он не ломает, не навязывает… Он помогает… Помогает развиваться, расти! – Я принялась с жаром защищать Гвидо, понимая, что это – не для Никитоса, это я сама для себя рисую его портрет, эта маленькая речь в защиту пролитого молока – моя попытка виртуально, за глаза, попросить у Гвидо прощение за то, что я собираюсь сделать и… все-таки сделаю. – Знаешь, если бы я хотела работать в шоубизе, то – только с Гвидо! И потом – меня ведь никто не принуждал подписывать контракт, я сама ломилась в эту профессию. А Гвидо поверил в меня, вложил деньги… и он их потеряет… из-за меня, из-за моей прихоти, моего желания, из-за того, что я полюбила… и все!

– Может, дадим задний ход? – Никита посмотрел на меня участливо и, что гораздо важнее, без осуждения.

– Нет… Не могу… Мне надо к нему… Мне надо отсюда. Я задыхаюсь в этом городе среди этих людей.