– Скажи, Стратег, вот ты существо не от мира сего, от Югриков, что ли? Ты в таких тонах описываешь сказочный мир, как будто это самое худшее место во вселенной, где тебе удалось побывать, неужели нет ничего хуже сказок?

Таракан задумался.

– Есть – это страна анекдотов, в ней никто не работает, там все смеются: над всем, надо всеми и над собой. Поверьте, когда всем смешно, становится страшно и совсем не до смеха.

Таракан ушёл от меня в хвост колоны, ему не нравились мои вопросы, он даже в мыслях не хотел возвращаться туда, где ему было плохо. А может Междувременье, как раз и существует для того, чтобы убежать от прошлого, от того, что вам не нравилось? Вот Вера, ей не нравилось быть обыкновенной девочкой, Междувременье ей дало статус кочерыжки, таракана тоже не устраивало что-то в своём мире, излишний прагматизм, что ли. – Югры – они такие, они такие продуманные, как роботы! Перекривил я инопланетянина. Не нравятся тебе роботы, поживи в мире сказок. А, что меня не устаивало? Почему я чучело? Неужели я такой плохой?

– Безразличие, Боря, твоя инфантильность, ты перестал быть человеком, превратился в приспособленца. Не расстраивайся, в твоей стране модно быть не личностью. Как все! Целая стая согласных единогласно, по решению партии и правительства. От кого вы защищаетесь армией, полицией – от себя?

Кукуруза подобрала мой горшок по дороге, я задумался, и не заметил, что разбрасываю мысли. Стратег надулся, мои мысли задели его. Кукуруза вернула горшок на место. Странный этот мир, здесь не хочется ни есть, не пить, здесь нет Солнца, а светло, здесь нет родников, зато есть молочные реки с кисельными берегами, здесь никто и никогда не устаёт. Это правильно. У нас на Земле только и слышишь:

– Я устал от этого мира, я устал от этой жизни, я устал от тебя и твоих выкрутасов! Хватит ныть! Мы сами для себя создали Междувременье, своим вечным недовольством, своими не реализованными амбициями, мы на Земле находимся в «золотой» середине, между понятиями – быть и казаться. Первым стало пропадать небо, потом проваливаться почва, словно её стёрли ластиком.

– Это что? Катаклизм? Апокалипсис?

– Это переворот. Потерпи немного, скоро Междувременье нарисует новый мир и может быть изменит твой статус. В этом мире статус нужно заслужить, Боря. И я увидел, как по частям стали пропадать мои друзья, и я сам лишился опорного столба, моей единственной ноги…

***

Дэн, Дэн, яичница!

– Что это было?

Я очнулся, по моей щеке ползала улитка. Было такое ощущение, что я заснул на чьей-то даче, после употребления местного «буруро».

– Доброе утро! Борис Савельевич! Вниз по дереву ползла большая красивая змея с кулоном на шее.

– Нет, нет! Только не это! Значит мне всё не приснилось? И это Междувременье, и мои попутчики, это всё в самом деле? Это всё правда?

И я завыл от без исхода. Сармат подождал пока закончится у меня стрессовый демарш.

– Вот мы и на новом месте, Борис Савельевич! Поздравляю вас с приобретением нового статуса! Ну что, пойдём искать своих. Я осторожно снял улитку с лица и положил её в траву, она могла быть одним из моих друзей, членом нашей стаи.

Змей улыбнулся, как могут улыбаться змеи. Они улыбаются даже тогда, когда пугают, атакуют, кусают или предлагают бокал шампанского. Таракана нашли в дупле, этот раз он был дятлом. Кукуруза сидела на голове огородного пугала, она была толстой желтоглазой совой и ничего не видела. Я жалел, но здесь тоже не было зеркал, мне хотелось посмотреть на свой новый образ. Я видел свои человеческие руки, ноги, у меня даже была одежда, похожая на тунику, на ощупь, я снял с головы тюрбан, но судя по своим спутникам, от Междувременья можно ожидать всего. Не было никакой гарантии, что вместо головы у меня что-то другое. Мне не понравилась улыбка Сармата.

Глава 29

– Купите верблюда! Почти даром отдаю. Купите верблюда!

Я чувствовал – к концу базара, Крыс меня отдаст бесплатно. Этот раз, Крыс был человеком, если не считать копыт в сапогах и небольших рожек под папахой. Кроме того, этот шайтан был моим хозяином. Мы уже прошли пять городов и в каждом он не менее трёх раз продавал меня, за вырученные от продажи деньги мы и жили. Это было не честно! Но в этом нарисованном мире за всё нужно было платить: за еду, за воду, за жильё. За то, что ты дышишь, и за всё остальное, даже в туалет нужно было ходить со своей туалетной бумагой. Мне не нравилось быть товаром, потому, что приходилось потом превращаться в муху и догонять своих попутчиков. Я не раз пожалел, что я не чучело. Каждый раз, как только я догонял и вливался опять в коллектив, шайтан превращал меня снова в верблюда и впрягал в арбу. И я всех этих лентяев тащил в следующий город. Сармат тоже помогал зарабатывать деньги, дятел включал фонограмму и змея танцевала на площади, медленно вылезая из детского ночного горшка. Сова только кланялась, больше она ничего делать не могла. Сова у нас была ночной работник, они с дятлом каждую ночь разрабатывали стратегические планы, после которых, зачастую, приходилось нам уносить ноги. За нами гналась целая стая злых собак, оглашая окрестности громким лаем. Крыс превращал их в комаров, лай сменялся жужжанием, похожим на собачий вой. Крыс по старой привычке всё не доделывал:

– Нет, комары действительно, получались маленькими, с крыльями и острым жалом, но морды оставались собачьими, с зубами и клыками.

Если такой комар нападал, то применял весь ассортимент имеющегося арсенала. В этом нарисованном мире было всё, но вверх тормашками, среди ночи могло выйти солнце из-за туч, по небу могли летать слоны, как воздушные шарики, мы путешествовали в этом мире, но мне кажется, что мы бродили по кругу и попадали в один и тот же город. Просто город каждый раз менял свой облик. Это было странно, но я знал, что нас ожидает за поворотом и где находится площадь, на которой стоит памятник часовщику. Я предупредил змея, как договаривались.

– Мы на правильном пути, вы очень наблюдательны Борис Савельевич! Значит скоро откроется проход, надо приготовиться к перемещению. Я чувствую, мы близки к разгадке тайны испорченного времени, решение скрыто здесь – в Междувременье.

На этот раз мы в город пришли поздно, было темно и холодно. За нами гнались наши шаги, боясь отстать, эхо передразнивало скрип колёс