Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Право, в амнезии есть свои плюсы.
…Кис нет-нет, да и возвращался мысленно к той сцене у дома, где поселились Алекс с Алиной: высокий парень в черных очках и кепи с длинным козырьком, задрав голову, пристально вглядывается в окна…
Конечно, Алекс прав: не одни они в этом доме живут. Но все же их окна выходят на эту сторону – раз, и парень смотрел на верхние окна, а они-то как раз на последнем этаже и живут – два… Может, там просто рядом окошко девчонки, которая ему нравится? Может, может…
Алекс уверен, что парнишка этот живет по соседству. Дай-то бог. А все же как-то свербит у Киса внутри.
С другой стороны, кому они нужны, голубки влюбленные?
Разве что Филиппу?
Что собой представляет Филипп, Кис толком не знал. Тройное убийство говорило о многом, но неоткуда было узнать и понять, что именно и как связывает его с Алиной. Гена отнекивается от всего, а может, и впрямь не знает…
Да, у них были когда-то отношения. Сохранил ли он до сих пор к ней чувства? Мучает ли его – до сих пор! – ревность? Почему он убил Георгия? А убил его, вне всякого сомнения, Филипп: его отпечатки нашли на полене…
А зачем секретарь вообще туда поперся? Несомненно, это он подал идею вытянуть из Алины деньги, Кис не забыл его фразу: «На что ей деньги, спрашивается, если она их потратить толком не умеет?!» И секретарь рассудил по-простому: «Ей не нужны деньги, а мне нужны. Я-то знаю, как их потратить!»
Алексею вдруг подумалось, что от совкового менталитета «все вокруг народное, все вокруг мое» до криминального, воровского и рэкетирского, – всего один шаг. Меньше: пол, четверть шага…
И Георгий эту четверть шага легко сделал. Решил «перераспределить» капитал «по справедливости». Он-то знал, что у нее с мужем счет общий, вот губу и раскатал! Да только со своим лоточным мышлением промахнулся: общий-то он общий, да относительно небольшой; а крупные суммы на другом счету находятся, на отдельном…
Ладно, Георгий идею подал. Хлопоты взяла на себя Марго. Ну, и чего ему дома не сиделось? Зачем он к ней поехал? Алину уламывать? И почему Филипп убил его? Причем как: поленом! Сзади подошел, пока тот был занят… Чем?
Или – кем?
Алиной?
Филипп Алину спасал? От домогательств или от издевательств Георгия? На ней была майка Филиппа, ее белье нашли разрезанным… И длинная царапина на животе… Проведенная острым лезвием каттера, который тоже нашли на даче. На нем отпечатки Георгия – это он им разрезал одежду Алины. И отпечатки Алекса – Георгий привез каттер с собой из дома. Секретарь пытался Алину изнасиловать? При осмотре Алины врачи обнаружили следы полового акта. Спермы не было, но генетический анализ маленьких частиц позволил установить, что это не Георгий. Видимо, Филипп… Особенно, если учесть, что спермы не было: только Филипп мог позаботиться об Алине, хотя взял он ее, скорее всего, силой: на ее запястьях обнаружены легкие гематомы – следы сильных мужских пальцев, окольцевавших тонкие суставы…
Следовательно, секретарь пытался Алину запугать.
Допустим, Филипп действительно убил его, спасая от его издевательств Алину.
А Марго почему убил?
Секретарь, конечно, появился на даче с ее ведома. Предположим, Марго, не добившись от Алины результатов, приставила Георгия к делу вымогательства. Георгий взялся за работу при помощи каттера…
В это время, по словам Гены, подтвержденным свидетелями, компания сидела в кафе на Арбате.
Но ревнивый Филипп, должно быть, места себе не находил. Бросив дружков, он вернулся на дачу и застал сцену…
И всех наказал: и Георгия, и Марго, и Антона.
За Алину.
Других объяснений этим трем убийствам не находится.
А если сюда приплюсовать ту ночную сцену на даче, когда Филипп бросился вдогонку за Алиной… Что ж, вывод напрашивается неутешительный: Филипп до сих пор ее любит…
Но был ли это он там, под окнами у Алекса? Кис узнать его никак не мог: в темноте на даче толком не успел разглядеть, и все, чем он располагает, – это устные описания, которые он собрал во время розыска Алины, да низкокачественная фотография с милицейской листовки «разыскивается особо опасный преступник»…
Да только фотографии, будь она даже высокого качества, мало. Человеческое лицо так изменчиво! Кис сам себя не узнает частенько на фотографиях… Плюс кепи, под которым не видно ни цвет, ни длину волос; плюс очки, скрывающие глаза, плюс длинный козырек, оставляющий лицо в тени…
Но дело в принципе не в этом. Дело в том, что было бы полным сумасшествием болтаться под окнами у Алекса, когда его ищет вся московская милиция! Это прямое самоубийство! Единственным разумным поступком в его ситуации было бы спрятаться подальше, лечь на дно и затихнуть.
Если он, конечно, не сумасшедший и не самоубийца.
Нет, это не мог быть Филипп. Слишком безумно такое предположение.
И все-таки беспокойство не отпускало его. Он снова послал Ивана на дежурство – тот проторчал еще два дня в окрестностях дома и никого, похожего на описанного парня, не увидел. По крайней мере, никто у дома Алины не толокся и за окнами не следил…
Кис, однако, вместо того, чтобы успокоиться, призадумался: если, как предположил Алекс, парень этот живет по соседству, то куда же он подевался? Он же должен куда-то уходить и откуда-то приходить?
Алекс на осторожные расспросы Алексея подивился и снова пошутил, что у Киса сдвиги на профессиональной почве.
Разумеется, сдвиги. Только ты, дружище, не знаешь ведь того, что знаю я… И, к счастью для тебя, знать не хочешь.
И Кис самолично отправился в подъезд, указанный Алексом. Он прилежно обошел каждую квартиру, расспрашивая обитателей подъезда о высоком парне в кепи и черных очках, и выяснил, что таковой в подъезде не проживает и никому из жильцов не знаком.
…Какое неизъяснимое блаженство испытывала Лина, выбирая одежду, разговаривая с продавщицей, молоденькой девушкой, которая завистливо поглядывала на ее стройную фигуру, плотно схваченную коротким синим платьем в обтяжку! Лина изучала себя; она перемерила все цвета и все стили одежды, которые нашлись в этом магазинчике, недорогом, конечно, – откуда у Андрея деньги на дорогой магазин! – но это было неважно, совершенно неважно: на ее стройной фигуре все, абсолютно все сидело отлично и все ей шло.
Лина крутилась перед зеркалом, прохаживалась, оборачиваясь на себя через плечо; продавщица ахала, ахали немногочисленные посетительницы, глядя на ее примерки. Нужно было на чем-то остановиться, что-то выбрать для покупки; нужно было уложиться в сумму; нужно было, наконец, заканчивать – она и так провела в этом магазинчике почти полтора часа.
«Что можно делать в магазине полтора часа, черт побери?!»
Филипп истомился ее ждать. Он чувствовал себя неловко в этом костюме, на который он потратил почти все свои сбережения. Он таких костюмов никогда не носил, и теперь ему казалось, что костюм существует от него отдельно и все это видят: вот торчит на углу у магазина молодой человек, а вот стоит костюм…