Ещё сто лет назад было замечено, что голодание в течение двух недель увеличивает скорость и точность умственных процессов, особенно при решении арифметических задач.

Поисками эффективных методов мышления сегодня занимается кибернетика. Но до сих пор не найден самый совершенный способ обучения. И пока не может быть найден, так как учёные всё ещё не построили теорию мышления, и мы не знаем, какой путь усвоения предпочитает сам мозг…

Пифагор, пожалуй, был первым, кто пытался найти метод, стимулирующий естественный процесс мышления, работу человеческого мозга.

Если он был неправ, если ошибался, то из-за того, что должен был научить своих учеников тому, чего не знал сам.

И делал это так, как подсказывал ему его разум, незаурядный разум. Но если даже пифагоров способ воспитания учёных основан на заблуждении, если такая преувеличенная преданность науке — блажь, если столь подчёркнутое почтение перед силой человеческого мозга — ошибочно, мне кажется, это одно из самых прекрасных заблуждений, плодотворная блажь, полезная ошибка. Так уж больше никто не ошибался…

Поколение за поколением учёных наследовало Пифагору. На долю одних выпадала слава. Другим доставались насмешки, гонения, костры. Не всегда судьба справедливо раздавала свои дары. Да и сами учёные были разными людьми. Одни меняли жизнь на крупицу истины. Другие не гнушались извлечь практическую пользу из того обстоятельства, что знали чуть больше окружающих. Почти все они, так или иначе, опирались на достижения Пифагора. Но далеко не все, как Пифагор, были убеждены в том, что человек властен над своим разумом, что он его повелитель.

В древние времена принятым было иное мнение. Хозяином человеческого разума считался Бог. Человек не волен над собой, его тело — лишь сосуд. А разум в него вложил высший владыка, который и даёт ему знания. Так учил ещё Эмпедокл, один из самых почитаемых мыслителей древности.

«Наша школа» № 9, 2004 г.

«Полезно поразмыслить над ошибками, сделанными великими умами, поскольку они часто имели серьезное основание, чтобы их сделать».

Луи де Бройль

Аристотель и Леонардо да Винчи. Отношение к наследию этих двух великих мыслителей сложилось прямо противоположным образом. Несмотря на то, что физические идеи Аристотеля почти полностью ошибочны, он имел сотни учеников и последователей. Леонардо да Винчи, гениальный художник, физик, анатом, инженер, не имел ни учеников, ни последователей. Его рукописи были утеряны, работы забыты, и лишь спустя много веков ученые вновь открывали то, к чему пришел этот гениальный одиночка еще в далекую эпоху Возрождения.

Боязнь пустоты

Кладбище погребенных надежд…

…Мы должны проверять старые идеи, хотя они и принадлежат прошлому, ибо это единственное средство понять важность новых идей и границы их справедливости.

Эйнштейн

Мысли этого человека в течение двух тысячелетий вызывали восторг и изумление. Сегодня его учение считается препятствием, которое человечеству пришлось преодолеть, чтобы стать на путь прогресса…

И все-таки никто не отрицает, что его имя — синоним мудрости. Оно известно каждому. История помнит не только каждое дошедшее до нас слово этого удивительного человека, но и то, что был он небольшого роста, изящен, склонен к сарказму. Она бережет мельчайшие подробности его биографии, переходящие из книги в книгу, несмотря на обилие новых тем и проблем, невзирая на нехватку бумаги.

Аристотель родился в 384 году до нашей эры в городке Стагире в Северной Греции, в семье врача. Отец считался ученым человеком. Когда он исцелял больных, на него взирали как на бога. Если же его больной умирал, на врача не сердились, считалось, что умерший отмечен богами.

Отец Аристотеля был придворным врачом, к нему обращались лишь богатые и знатные люди. Его пациентом был царь, Филипп Македонский.

Придворный эскулап не мечтал о лучшей доле для своего сына. И все складывалось как нельзя лучше: Аристотель был умен, любезен, ловок, при дворе его любили, баловали… Но, как это ни огорчало старого врача, сын проявлял мало интереса к медицине. Он рассеянно выслушивал доверяемые ему тайны профессии, тайны, за которые другой отдал бы полжизни. Мальчик не скрывал своей скуки при виде ноющих пациентов, которым отец делал растирание или пускал кровь.

Правда, иногда отец начинал думать, что не все еще потеряно. Сын радостно сопровождал его в походах за травами, из которых варились лекарства. В поле, в лесу Аристотель преображался. Его занимало все. Тут-то на отца градом сыпались вопросы: почему птица летает, сколько на свете зверей, и почему они разные, какие из них самые маленькие, а какие самые большие; почему подброшенный камень не замирает на месте, когда его отпускает рука, а продолжает лететь…

Вечерами Аристотель не задерживался в душных парадных залах, где веселилась придворная знать. Он выскальзывал на улицу и, оглушенный тишиной, вглядывался в таинственное ночное небо. Маняще мерцали звезды… Равнодушно светила луна… Луна… Птица в сияющем оперении? Корабль в неведомом океане?

Отец хмурился, когда Аристотель начинал задавать ему свои вопросы. Он с удовольствием рассказал бы ему о недугах человеческого тела. Но птицы, звезды… Он объяснял сыну, что и полет птиц, и падение камня, и величественное движение небесных светил — все это происходит так, как угодно богам. И Аристотель верил этому. Действительно, он ощущал во всем, что наблюдал, порядок, закон, четкую причину. Но с ранних лет он хотел понять этот закон, раскрыть тайный промысел олимпийцев.

Мальчик мечтал увидеть порядок там, где большинство образованных людей его времени видели лишь набор случайных, не связанных между собой явлений, объясняемых лишь гневом или мудростью богов.

Придет время, и Аристотель найдет этот закон, поймет причину многих явлений. Найдет неверный закон и неверную причину, и его блистательная жизнь станет для потомков примером величайшей драмы. Но главное дело своей жизни он осуществит — докажет, что в мире царит порядок, жизнью вселенной управляет закон. А следовательно, мир познаваем.

Все это случится позже, а пока, в Стагире, Аристотель продолжал свою беспечную жизнь при дворе Филиппа Македонского, продолжал сердить отца и умилять придворных, выдумывая все новые и новые загадки.

В ответ на сложные вопросы Аристотеля, взрослые, посмеиваясь, говорили: это знает разве что Платон… И, пожалуй, мало кто был удивлен, когда после смерти отца 17-летний Аристотель употребил доставшееся ему наследство на поездку в Афины, в школу этого знаменитого философа.

На дверях школы Аристотель прочел надпись: «Никто не сведущий в математике, да не входит в этот дом». Математика была богом Платона. Ей он поклонялся,