оказались ошибочными именно потому, что он исходил из неверной руководящей идеи. Причиной заблуждений Аристотеля явилось вовсе не отсутствие способности к умозрительным рассуждениям. Этим с большим искусством владели и Аристотель, и все представители натурфилософии, которая воплощала собой систему научной мысли древности.

Натурфилософы старались придумать общие законы, дать глобальное решение проблемы, а от нее уже спускались к частностям. Это мощный метод познания. Им обладали многие незаурядные умы. Но такой метод мог дать плодотворный результат лишь в единственном случае, при одном-единственном условии: если исходная идея верна. Если нет — вся последующая логическая нить рассуждений становилась бесплодной, ошибочной, вредной. Концы с концами не сходились, и требовались все новые и новые хитросплетения, чтобы вся цепочка умодоказательств выглядела хотя бы правдоподобной.

Но рассчитывать, что понимание истинных закономерностей «снизойдет» даже на мудрейшие из голов, как показала история человечества, — дело безнадежное. Общее все- таки складывается из частностей. Только из мозаики тщательно проверенных и проанализированных фактов складывается истинная картина мира.

Говоря о способности Галилея абстрагироваться от очевидности, которая привела его к пониманию основного закона движения, мы имеем в виду то, что Галилей сумел продлить наблюдение за пределами обыденного в область идеализации. Он шел от наблюдения. Но он понял, что зачастую второстепенное заслоняет главное. И мысленно устранил эти помехи. Сопоставляя многие случаи, он сумел подметить в них то общее, главное, что определяет суть процесса, что можно назвать законом природы.

Время не проходит даром. Оно не только накапливает для человечества информацию, но помогает человеческому разуму обрести зрелый опыт. Объем информации, накопленный учеными к XX веку, и опыт помогли сформироваться такому интеллекту, какой достался Эйнштейну.

Эйнштейн отличался особой способностью ставить мысленные эксперименты. Размышляя о движении тел со скоростями, близкими к скорости света, и не имея возможности наблюдать такие эффекты, он представил себе, что сам движется за лучом света со скоростью света. Как видно, размышляет он, «я должен был бы воспринять такой луч света как покоящееся, переменное в пространстве электромагнитное поле…».

Он мысленно видит электромагнитное поле застывшим. Гребни и волны его чередуются в пространстве, но не сдвигаются с течением времени. Нереальная, невозможная в действительности ситуация! «Ничего подобного не существует», — признает Эйнштейн. Но такой эксперимент, который он, кстати, провел в 16 лет, дал толчок основной работе его жизни — теории относительности. Эйнштейн всегда в спорных вопросах прибегал к методу «мысленных экспериментов», постепенно очищая их от второстепенного, доводя до логической безупречности и очевидности…

Аристотель не сомневался в истинности своих открытий, и ничто не мешало ему передавать свои взгляды ученикам. Его положение в стране было особенным. Оно объяснялось не только почтением к нему, как мудрецу и пророку, но и дружбой с самим царем.

Когда сыну Филиппа Македонского Александру исполнилось 14 лет, отец пригласил Аристотеля стать его воспитателем. И уважение высокопоставленного ученика, который говорил: «Я чту Аристотеля наравне со своим отцом, так как если отцу я обязан жизнью, то Аристотелю обязан тем, что дает ей цену», вероятно, отражало отношение к нему окружающих. Правда, история донесла до нас и такое высказывание: «Аристотель, подобно восточному деспоту, душил своих противников».

Так или иначе Аристотель имел возможность основать свою собственную школу «Ликей», где в отличие от затворника Платона собирал восторженных слушателей в роскошном саду в одной из тенистых аллей. В Ликейоне Аристотель воспитывал молодежь и готовил себе смену, верную его взглядам на мир.

После смерти Александра Македонского, когда власть перешла к его политическим противникам, Аристотелю пришлось бежать в Халкиду, где он и умер в возрасте 63 лет.

Некоторые историки пишут, что он добровольно удалился в изгнание, так как его обвинили в оскорблении богов. Это обвинение было привычным в то время. Так изгнали, столетье до него, Анаксагора — учителя Перикла, Еврипида и Сократа, которого завистники приговорили к смертной казни, и только после вмешательства знаменитых учеников заменили ее пожизненной ссылкой. Анаксагор имел мужество шутить: «Не я лишился афинян, а афиняне лишились меня». Но Аристотель, как видно, не обладал таким чувством юмора и принял изгнание как трагедию.

История еще не раз столкнется с таким отношением к ученым со стороны деспотов и догматиков. Галилея церковь заставит отречься от истины; монаха Джордано Бруно инквизиция сожжет на костре; на портрете Эйнштейна фашисты напишут «разыскивается преступник» и сожгут, к счастью не самого ученого, а его книги. Нильс Бор будет вынужден на рыбацком суденышке бежать в Швецию, а потом в Англию. Это случится, когда гитлеровцы вторгнутся в Данию. Энрико Ферми найдет убежище за океаном. Советский Союз приютит Бруно Понтекорво…

И так, Аристотель умер в изгнании, оставив после себя многочисленные труды, существенно пополнив и систематизировав главные научные знания, доставшиеся ему в наследство от предшественников. Последователи Аристотеля будут бережно хранить в неприкосновенности систему знаний, оставленную им учителем, боясь переставить в ней хоть слово, не решаясь ничего изменить, тем более подвергнуть какое-либо положение сомнению.

Нельзя сказать, что ни у кого из современников Аристотеля и ближайших последователей не возникало сомнений в его непогрешимости. Разумеется, здравый смысл заставлял ученых, изучавших впоследствии Аристотелевы труды, недоумевать по поводу некоторых его научных выводов. Например: если аристотелевская теория движения верна, то как объяснить вращение колеса вокруг неподвижной оси? Толчок — и колесо завертелось. Никуда оно не перемещается, место для подталкивающего воздуха не освобождает, а колесо тем не менее крутится…

Такими каверзными замечаниями особенно отличался Иоанн Филипон, за ученость прозванный Грамматиком. Это один из комментаторов Аристотеля, живший в Александрии в первой половине шестого века нашей эры. Он написал немало страниц, пропитанных едким скепсисом к трудам Аристотеля. Но аристотелианцы ревностно защищали своего кумира.

Ни Грамматик, ни другие оппоненты Аристотеля не могли быть широко услышаны. Впоследствии католическая церковь канонизировала учение Аристотеля. Его научная система была введена во все учебники и настойчиво «впрыскивалась» в головы молодежи.

Даже в шестнадцатом веке в просвещенной Англии, в Оксфорде, каждый магистр или бакалавр вынужден был платить 5 шиллингов штрафа, если допускал в лекции какое-нибудь недовольство Аристотелем. Блестящий ученый Джордано Бруно, который вел упорную борьбу с физическими теориями Аристотеля, долго не мог пробиться к кафедре сквозь заслон аристотелианцев. Он устраивал публичные словесные состязания с ними, блистательно опровергал их. По его собственному выражению, пятнадцать раз замазывал им рот так удачно, что они отвечали ему только бранью, но… Переезжал из Англии во Францию, из Франции в Германию и нигде не мог добиться разрешения читать лекции.

Еще долго во всех университетах мира существовало положение, при котором почитаемым был тот профессор,