– Нет.

Дверь распахнулась, и в зал вошел Альберт.

– Ты это лицо когда-нибудь видел? – грозно спросил он и сунул под нос Дунельму картонку.

Такое поведение было грубейшим нарушением всех правил приличия. Дунельм просто не выжил бы, если бы всем подряд рассказывал, кого он где видел. Дунельм мог всю ночь разносить выпивку и не увидеть ни единого лица.

– Не-а, – ответил он, даже не посмотрев на картонку.

– Ты должен мне помочь, – сказал Альберт. – Иначе случится нечто ужасное.

– Отвали!

Альберт пинком ноги захлопнул дверь.

– А я пытался быть вежливым… – процедил он.

Смерть Крыс, сидевший на его плече, подозрительно принюхивался.

Буквально через мгновение подбородок Гибискуса был прижат к грубым доскам одного из столов.

– Я точно знаю, что он сюда заходил, – сообщил Альберт, который даже не запыхался. – Потому что все сюда заходят, рано или поздно. Посмотри-ка еще раз. Только повнимательнее.

– Это же карта Каро, – невнятно пробурчал Гибискус. – Это – Смерть!

– Вот именно. На белой лошади. Его невозможно не заметить. Правда, он мог выглядеть по-другому.

– Слушай, я тебя не понимаю, – сказал трактирщик, пытаясь вырваться из железной хватки Альберта. – Ты спрашиваешь, не видел ли я кого-нибудь не похожего на него?

– Он вел себя странно. Более странно, чем остальные. – Альберт задумался на мгновение. – И много пил, если я не ошибаюсь. Он всегда очень много пьет.

– Знаешь, мы все-таки в Анк-Морпорке…

– Не наглей, иначе рассержусь.

– То есть это у тебя мирное состояние?

– Я сейчас немного взволнован. Но если хочешь, могу рассердиться.

– Был здесь один… несколько дней назад. Не помню точно, как он выглядел…

– Ага, он.

– Выпил все, что было, «Варвары-Захватчики» ему очень не понравились, в конце он рухнул как подкошенный, а потом…

– Что? Что потом?

– Не помню. Мы просто выбросили его.

– Через заднюю дверь?

– Да.

– Но там же река.

– Ну, большинству людей удается оттуда выбраться, прежде чем они начинают тонуть.

– ПИСК, – встрял Смерть Крыс.

– Он что-нибудь говорил? – спросил Альберт, не обращая внимания на крысу.

– Молол что-то… Говорил, что якобы все помнит… даже по пьянке не может забыть. А еще… нес какую-то чушь о дверных ручках и… неприятном солнечном свете.

– Солнечном свете?

– Вроде да.

Гибискус почувствовал, что его руку отпустили. Он выждал еще пару секунд, потом тихонько обернулся.

И никого не увидел.

Гибискус наклонился и осторожно посмотрел под столами.

Альберт вышел на предрассветную улицу и, покопавшись в кармане, достал свою коробку. Открыл ее, взглянул на жизнеизмеритель и быстро захлопнул крышку.

– Итак, – сказал он, – что дальше?

– ПИСК!

– Что?

Как раз в этот самый момент он получил удар по затылку.

Удар не был рассчитан на то, чтобы убить. Тимо Лазиман из Гильдии Воров знал, что происходит с ворами, убившими кого-нибудь. К ним для короткой беседы наедине приходили люди из Гильдии Наемных Убийц. И беседа была действительно очень короткой – на самом деле они говорили одно-единственное слово: «Прощай».

Он хотел просто оглушить старика, чтобы обшарить его карманы.

И никак не ожидал, что тело упадет с таким звуком. Это был звук разбившегося стекла, но с неприятными обертонами, которые продолжали отзываться эхом в голове Тимо, хотя давно должны были затихнуть.

Какая-то мелкая тварь, прыгнув с тела, вцепилась воришке прямо в лицо. Две костяные лапки схватили его за уши, а не менее костяной лоб резко опустился. Тимо заорал во всю глотку и бросился прочь.

Смерть Крыс перекувырнулся в воздухе, упал на землю и подбежал к Альберту. Он хлопал его по щекам, пинал, даже, будучи в полном отчаянии, укусил за нос.

Потом, схватив Альберта за воротник, Смерть Крыс попытался вытащить старика из канавы, но услышал, как предостерегающе звякнуло стекло.

Пустые глазницы воззрились на закрытую дверь «Барабана». Окостеневшие усики встали дыбом.

Через мгновение Гибискус открыл дверь, стук был поистине ужасным.

– Что, не видишь? Мы за…

Что-то проскользнуло между его ног, остановилось на мгновение, чтобы цапнуть трактирщика за лодыжку, а затем, отчаянно принюхиваясь к полу, помчалось в сторону черного хода.

Это место называлось Гад-парком не потому, что в округе жили сплошные нехорошие люди, а потому, что когда-то существовала такая мера площади – гад, – равняющаяся участку земли, которую мог вспахать человек при помощи трех с половиной волов в крайне дождливый четверг. Размер парка точно соответствовал такому участку, а жители Анк-Морпорка помимо денег свято чтили традиции.

Кроме того, здесь были деревья, трава и даже озеро с самыми настоящими рыбками. Благодаря причудливому историческому зигзагу парк считался сравнительно безопасным местом. Людей в Гад-парке грабили очень редко. Грабители, как и все остальные, нуждаются в безопасном местечке, где можно спокойно принять солнечную ванну и передохнуть. Поэтому парк считался нейтральной территорией.

И он уже заполнялся людьми, хотя смотреть еще было не на что, кроме как на рабочих, торопливо сколачивавших огромную сцену недалеко от озера. Участок земли за сценой был огорожен дешевой мешковиной, приколоченной к столбам. Некоторые особенно любопытные зрители пытались проникнуть за ограду, но стараниями помощников Хризопраза моментально оказывались в озере.

Среди других репетирующих музыкантов особенно выделялась группа Крэша. Частично потому, что Крэш лежал на траве голой спиной вверх, а Джимбо смазывал его раны йодом.

– Я думал, ты шутишь, – проворчал он.

– Типа, я же сказал, он – в твоей спальне, – пожал плечами Падла.

– Как я теперь буду играть на гитаре? – спросил Крэш.

– Ты все равно не умеешь на ней играть, – заметил Нодди.

– Да ты на руку мою посмотри.

Все посмотрели на его руку. Обработав раны, мать Джимбо надела на нее перчатку. Впрочем, царапины были неглубокими, даже самый тупой леопард не горит желанием долго находиться в обществе человека, который наваливается на него и пытается раздеть.

– Перчатка, – произнес Крэш ужасным голосом. – Кто-нибудь слышал о том, чтобы серьезный музыкант носил перчатку? Как я буду играть на гитаре?