точно на чем-то мягком. Руки и ноги были свободны.

«Уже кое-что. Не в камере с обитыми почками, и ладно».

Громов часто задышал, накачивая в кровь кислород. Постепенно хмарь вышла из головы. Он вспомнил все, что предшествовало погружению в вязкую, как тина, пустоту.

* * *

Ретроспектива

Волкодав

Двое, дождавшись, когда он подойдёт ближе, рывком поставили человека на колени. Руки у него были скованы наручниками за спиной. Странно, но человек ни охнул, ни выматерился. Рухнул на колени, как манекен, с подломившимися ногами.

Двое в одинаковых серых ветровках молча развернулись и пошли по траве к асфальтовой дорожке. У гаража остался Громов и тот, кого он должен был убить.

И тут Громов осознал, что, в принципе, всё равно, в кого он выстрелит: в себя или в другого человека. Разница лишь во времени, отпущенном до смерти. Мгновенье или несколько дней. Максимум — недель. О годах можно даже не думать. Даже если и отпущены пару лет, всё равно их лучше считать неделями. Больше получится.

В том, что жизнь киллера точно отмерена, Громов не сомневался. Больной СПИДом способен протянуть дольше. Потому что эвтаназии ему не полагается. А о контрольном выстреле для киллера всегда есть кому позаботиться.

Он с холодной отстранённостью проанализировал всю свою жизнь. Получалось, она прямиком шла сюда, в воняющий мочой и прелым дерьмом тупик у стальных «ракушек». Рано или поздно, но из него бы сделали человека с пистолетом в руке, пустой головой и заледеневшим сердцем. И не важно, кто. Важно, что слепить такого человека из Володьки Громова было проще простого.

Рука с пистолетом сама собой стала подниматься. Ствол замер на уровне головы приговорённого к смерти.

Он вдруг так же заторможено поднял голову и подставил лицо под скупой свет фонаря. Тусклым золотом блеснули два ряда коронок.

— Исмаил?! — удивлённо прошептал Громов.

Авторитет «останкинских чехов» ещё шире расплылся в совершенно обдолбанной усмешке. Глаза его были, как два шарика тёмного стекла. Ни мыслей, ни чувств.

«Один фиг, он уже мёртв. Мы все давно мертвы!» — мелькнуло в голове Громова.

И тогда он смог нажать на спусковой крючок…

…Машина, показалось, парит над шоссе. К горлу подступила тошнота. В нос лез приторный запах дезодоранта, пропитавший салон.

Громов хлопнул ртом, ловя глоток воздуха. С трудом протолкнул его в лёгкие. Из желудка в горло устремилась жгучая волна.

Он судорожно вцепился в ручку на двери.

Борис Михайлович что-то резкое бросил водителю. Машина сбросила скорость. Щёлкнул электрозамок.

Сидевший рядом мужчина молча развернул Громова, согнул пополам и придвинул к распахнутой двери. В щель хлестало холодным воздухом. Внизу мелькало асфальтовое полотно.

Рвало Громова мучительно и долго. Какими-то белёсыми склизкими сгустками.

Едва прекратил извергать из себя все съеденное за день, едва отдышался и глотнул свежего воздуха, его рывком заставили сесть. Хлопнула дверь. В салоне опять сделалось глухо и темно.

Хартман протянул ему пачку бумажных салфеток.

— Бывает и хуже, — обронил он.

Громов вытер слизь с губ.

— Что дальше? — пробурчал он.

— Похороны будут по воровскому обряду. Или по горскому, мне не важно, — ответил Хартман. — А тебе надо отдохнуть.

И сразу же Громова накрыло вязкой тьмой…

* * *

«Д» — 1

23:12

Волкодав

Воспоминания вызвали скупой стон.

Громов почувствовал движение в темноте.

— Очнулся, Володя? — раздался женский голос.

Совершенно незнакомый. Но приятный и мягкий. Чувствовалось, что его обладательница психологическими проблемами не обременена. Темнота и тишина вокруг, наличие чужого полуживого мужика рядом, казалось, её ничуть не волновали.

«Хренасе!» — обомлел от неожиданности Громов.

— Пить хочешь?

Громов с трудом сглотнул вязкую слизь, заполнившую рот.

— Очень, — хрипло прошептал он.

Раздался шипящий звук выходящих из бутылки газов. Чпокнула свёрнутая с горлышка пробка.

— Тоник. В нем немного хинина. Тебе как раз нужно.

Женщина нашла его руку, вложила в ладонь холодную бутылку.

Громов приподнялся на локте и жадно припал губами к горлышку. Шипящая, колючая струя хлынула в пищевод. В голове сразу же прояснилось.

Он оторвался от бутылки. Облизнул губы.

— Ты кто? — спросил он.

— Я — твоё алиби.

От неожиданности Громов не сдержался и громко рыгнул.

— Фу, ну и манеры! — фыркнула женщина.

— Повтори, кто ты?

— Алиби. Знакомое слово? Это я позвонила тебе на мобильный и вызвала на встречу. Затащила в постель. Трахнула так, что ты вырубился до утра.

Громов поболтал остатки воды в бутылке.

— Ты это серьёзно?

— Готова показать под присягой. Познакомились мы в фитнесс-клубе месяц назад. Я как-то раз задержалась дольше обычного. Пришёл ты поспарринговать с Николаем. Коленьку я знаю давно, интересный мальчик, только туповат немного. Мы с тобой переглянулись. — В её голосе послышалось урчание сытой кошки. — Быстро перепихнулись в сауне. Обменялись телефонами. Вот и вся любовь. А сегодня мне вдруг тебя захотелось.

В глаза неожиданно ударил свет. Яркие галогеновые лампы вспыхнули под потолком крохотными солнцами. Громов зажмурился. Свет загустел, сделался мягче. Потом вообще угас до интимных сумерек.

Он осмотрелся. Вокруг действительно было интимное гнёздышко. Стильное, уютное и весьма дорогое.

На ковре рядом с круглой тахтой, на которой лежал Громов, сидела, скрестив ноги по-турецки, ещё молодая женщина. Именно в том возрасте, когда часть доходов уже приходится тратить на молодость. Если судить по тому, что оставлял взгляду короткий чёрный халатик, в фитнесс-клуб она ходила, как на работу.