– До победного конца, – хрипло присовокупил Ваня.

– Так нельзя…

С этими глухими словами, похожими на всхлип, черный человек остановился напротив массивного фасада ресторана «Арагви».

Сейчас он действительно соответствовал эпитету «черный», потому как был одет в черную рубашку и черные же джинсы, только что купленные им в «секонд-хэнде» за сто десять рублей. Он приклеил себе черные же усы и надел темные очки и черную шляпу a la Боярский.

Черный человек чувствовал себя омерзительно.

Его подташнивало. Живот пучило, и ему то и дело приходилось напрягаться до мути в глазах, чтобы… чтобы… в общем, чтобы сто десять рублей, уплаченные за секонд-хендовые джинсы, не пошли коту под хвост.

Черного человека раздражало все. Особенно то, что простейший «жучок», впаренный в квартиру, где остановились Астахов и Осип, работал с жуткими перебоями! Все, решительно все умение ушло вместе с молодостью, вздохнул гость из Парижа. Даже прослушивающее устройство самой элементарной системы не удается наладать нормально!

Хорошо еще, что удалось разобрать: встреча назначена в ресторане «Арагви».

Нужно заканчивать работу в Питере. Он втянулся, его засосало, он не рассичтал своих сил. Это удручало.

Хотелось вернуться в Париж.

…Нет, с желудком в самом деле что-то не так. Еще с тех пор, как он съел это проклятое моржовское сало с комплекте с астаховским йогуртом. Черт бы их побрал! Накатившее расстройство желудка застало его в самый неподходящий, в самый роковой, самый решающий момент: когда он, закусив губу от напряжения, дважды выстрелил в Магомадова.

А потом была бешеная, смехотворная, идиотская скачка по ступенькам до туалета «Падуи» – лишь бы успеть, лишь бы добежать до… лишь бы!.. Черный человек сам не заметил, как едва не столкнулся нос к носу с Моржовым и Астаховым, и Моржов, к счастью, не признавший его, гаркнул в спину сочное и полновесное:

– Промой зенки… за-сра-нец!!

Это было бы смехотворно и жутко – провалиться из-за простого расстройства кишечника! Неслыханно.

Черный человек тяжело вздохнул. Да, здоровье уже не то, и эта проклятая сероводородная отрыжка, и вообще прескверно… питерская погода опять расстаралась, и дождь заливал очки, затекал за шиворот, и отвратительно чавкала, облизывая его ботинки, мутная поточная вода по мостовой.

Но что же, что же делать? Ну нельзя же, в самом деле, браться за опаснейшую и серьезнейшую работу с оглядкой, смешно сказать – на унитаз? Нужно как-то… нужно как-то контролировать все это.

Зачем он взял это проклятое мерзкое сало? Да еще съел его вместе с йогуртом и просроченной ветчиной, чтобы вот так, третий день… ну за что?!

Как решить проблему.

Черный человек остановился и хлопнул себя по лбу, как будто убивал назойливого комара. Господи, да как же он сразу не догадался! Это же так просто! Если Магомет не идет к горе, так гора идет к Магомету. Пусть сам Жодле заглянет в туалет «Арагви», причем так, что можно будет рассчитать время этого посещения.

Элементарно.

Черный человек снова вздохнул и направился к светящейся витрине с ядовито-зеленой неоновой надписью «Аптека».

* * *

Небо оборвалось короткой, с призрачным отсветом в глазах, молнией – и они вошли в «Арагви». Почему-то это напомнило Ивану тот визит в сен-денийский «Селект», когда точно также шел дождь и тянуло прохладным, если не сказать – промозглым – поветрием. Точно так же произошло в Питере: на пороге ресторана на Осипа и Ивана пахнуло пронизывающей свежестью, – но тут же все это как отрезало ударом огромного ножа, мягко ухнули закрываемые двери, и на головы Моржова и Ивана Саныча во всем своем мурлычащем мягкой успокаивающей музыкой и скрадывающем тона и цвета приятным полумраком опустился «Арагви».

Несмотря на довольно поздний час, посетителей было куда как немного: компания ЛКН, то бишь лиц кавказской национальности оккупировала один из угловых столов, в одиночестве ужинали две дамочки постпостбальзаковского возраста, да бармен болтал с двумя официантами и какой-то декольтированной дамой в вуалетке.

Жодле уже был здесь: он ждал их в одной из VIP-кабинок. Помещение, скромно поименованное кабинкой, представляло собой затянутый красноватыми полутенями уютный мини-салончик с черным столом со стеклянной тонированной крышкой, и длинным узким диванчиком, обводящим кабинку по полупериметру.

В тот момент, когда сюда вошли Иван Саныч и Осип, возле Жодле суетился официант, только что принесший посетителю бутылку грузинского вина и шашлыки с помидорами, укропом и огурчиками.

– Бонжур, – выговорил Иван Саныч. – Закусываете, месье? Ну, мы тоже перекусим. Ничего не желаете к тому, что вы уже заказали? – любезно осведомился он.

Жодле мрачно качнул головой в знак того, что – нет. Не нужно.

– Мне не удалось уехать из России сегодня, – сказал он, не замечая, как Осип, шмыгнув носом, украдкой берет с его прибора несколько кусочков шашлыка с навешанными на них колечками лука, – меня вызывали на допрос в какую-то занюханную контору. Пичкали глупейшими вопросами по поводу убийства Магомадова.

– Эта занюханная контора, верно, была где-то на Литейном? – с приторной физиономией предположил Иван Саныч.

Француз ничего не ответил и налил себе вина. Потом пожевал губами и злобно выговорил:

– Это ваше грузинское гораздо хуже, чем наше, французское. Зря я его заказал. А меня пока не выпускают из вашей страны, так что, я думаю, вы не будете на меня в претензии. Наш договор в силе, не правда ли? Я же не думал, что меня будут задерживать до выяснения всех обстоятельств смерти Магомадова? Или… он поднял подозрительный взгляд на Астахова и Осипа… или это вы инициировали то, что меня попридержали в Петербурге? В таком случае, господа, я открою карты и обвиню вас во взяточничестве, и пусть меня самого закатают в вашу тюрьму, но я не потерплю, чтобы мной манипулировали, как… как соломенным чучелом!

– Вы очень выразительно говорите по-русски, – сказал Астахов-младший, – много лучше и выразительнее, чем большинство известных мне русских от рождения. (Осип, жующий жодлевский шашлык, недовольно шмыгнул носом.) Но ваши обвинения – это вода, выливаемая в песок. Они никаких результатов не принесут, потому что не могут по определению… просто мы не имеем никакого отношения к тому, что вас допросили. В том, что вас вызывали, нет ничего удивительного. Вообще-то все, кто был в ресторане «Падуя» на момент убийства Магомадова, должны дать показания.

Жодле продолжал угрюмо пить вино.

– Одним словом, господин Жодле, – сказал Астахов, – мне кажется, что на вас – здесь и сейчас – будет предпринято покушение.

Выслушав такое резкое заявление, Жодле поднял на Ивана холодный взгляд и произнес: