— Верно, — пробормотала она. — Но Вознесенные могут делать все эти вещи.

— Ты не Вознесенная. — Мой взгляд искал прекрасные, тонкие черты ее лица. — Мы выясним, что с тобой случилось. Кто-то должен знать.

— Мы выясним. — Она резко вдохнула, встретившись с моим взглядом. — Виктер рассказал мне, почему никому не разрешалось знать имя Супруги, и почему тем, кто знал, не разрешалось повторять его в смертном царстве.

Мои губы разошлись.

— Ладно, этого я не ожидала.

Тони засмеялась.

— Да, я тоже, но Виктер сказал, что ее имя — это сила, и что произнести его — значит вызвать звезды с неба и свергнуть горы в море.

Я замерла, когда она повторила слова Ривера.

— Но только когда его произносит тот, кто родился как она и обладает великой первородной силой.

— Я… я не первородная, — сказала я, все еще не понимая, почему или как Супруга могла быть настолько могущественной, что никто не осмеливался произносить ее имя в смертном царстве.

— Я не знаю. Хотелось бы, чтобы Виктер рассказал мне больше, но он сказал только это. — Тони наклонилась еще ближе, перегнувшись через стол. — Он сказал мне, что ты уже знаешь ее имя.

***

Небо было пасмурным, когда на следующее утро я вышла из замка Редрок, игрушечная лошадка была закреплена в мешочке, лист пергамента и карандаш лежали в сумке, а слова, которые, как сказал Свен, я должна была произнести, чтобы сотворить заклинание Первородного, запечатлелись в памяти. Мои волосы были заплетены в косу и заколоты под широкополой шляпой. Все мы были одеты в коричневую одежду, которую обычно носят егеря Солиса, а на наших плащах красовался малиновый герб Кровавой Короны — круг со стрелой, пронзающей центр, позаимствованный у Стражей Вала. Герб должен был символизировать бесконечность и силу, но он был скорее символом страха и угнетения.

Я ненавидела носить его так же, как и белый цвет Девы, но Охотники были одной из единственных групп, которые свободно передвигались по Солису, переправляя сообщения из города в город или перевозя товары.

Вольвены беспокойно вышагивали, их раздражение от того, что мы не сопровождаем их, было терпким и лимонным. Мне не нравилось, что наши планы вызывают у них беспокойство, но даже если бы они все были в своих смертных формах, это было бы слишком заметно и слишком рискованно.

Избет приказала бы их убить.

Я повернулась к стоявшей рядом со мной Тони. Мы провели остаток вчерашнего дня вместе, я рассказала ей обо всем, что ей еще не успели рассказать, а она поведала мне о том, что было, когда она увидела Виктера. Мне это очень напомнило то, что было, когда я тоже оказалась у дверей Долины и видела во сне Супругу. Я все еще не понимала, почему Виктер решил, что я знаю имя Супруги.

Тони улыбнулась мне.

— Будь осторожна.

— Конечно.

Она взяла мои руки в свои. Холод ее кожи проникал сквозь мои перчатки.

— Так же осторожна, как ты была, когда мы улизнули из замка Тирман и пошли купаться голыми, как в день нашего рождения?

— Даже осторожнее, чем тогда. — усмехнулась я. — А ты? Я хочу, чтобы ты держалась поближе к Вонетте и Джианне.

Она посмотрела туда, где ждала Вонетта.

— Я, наверное, буду действовать ей на нервы.

— Нет, не будешь. — Я сжала ее руки. — Вонетта очень милая. Она тебе понравится.

Тони вмешалась, понизив голос.

— Ты привыкла к ним? И я не имею в виду это в плохом смысле. Я видела, как Джианна обращается уже около дюжины раз, и, кроме того, что она очень обнажена, я не могу понять, как все это работает».

Я засмеялась.

— Ты видела Виктера, который умер у нас на глазах, и ты не можешь понять, что такое вольвен?

Она посмотрела на меня знающим взглядом.

— Ладно, нет, я все еще иногда бываю застигнута врасплох этим. Но подожди, пока не увидишь, как это делают дракены.

Глаза Тони расширились.

— Не могу дождаться.

Она еще не видела ни одного из дракенов, поскольку они оставались вне поля зрения, а Ривер был в своей смертной форме. Скоро все изменится.

— Тебе пора идти, — сказала она, ее нижняя губа дрожала.

— Да, — прошептала я, притягивая ее в объятия. — Все будет не так, как раньше.

— Обещаешь?

— Да. — Я начала отстраняться, но потом остановилась, крепче прижимая ее к себе. — Ты всегда была для меня отличным другом, Тони. Надеюсь, ты это знаешь. Надеюсь, ты знаешь, как сильно я тебя люблю.

— Знаю, — прошептала Тони. — Я всегда знала.

Расставаться с ней было тяжело, но я была вынуждена. Поцеловав ее прохладную щеку, я пообещала увидеться с ней в Трех реках, а затем пошла к месту, где ждала Вонетта с Эмилем. Я заметила, как Ривер, одетый в черные бриджи и простую тунику, которую он, очевидно, позаимствовал у Киерана, запрягал еще одну лошадь в повозку, где под навесом, скрывавшим небольшой арсенал оружия, стояло несколько ящиков с виски. Ликер был идеей Эмиля. Виски можно было использовать как отвлекающий маневр для тех, кто слишком пристально вглядывался или задавал слишком много вопросов.

— Я ненавижу, что не иду с тобой. — Вонетта сжала мои руки. — Ты ведь знаешь это, правда?

— Мне тоже неприятно, но я доверяю тебе руководить в мое отсутствие.

— Эй, — крикнул Эмиль, прижимая руку к груди. — Я стою прямо здесь.

— Как я уже сказала, я доверяю тебе руководить в мое отсутствие, — повторила Вонетта с небольшой ухмылкой.

Эмиль вздохнул.

— Грубо.

Вонетта закатила глаза.

— Он не в себе.

— Тебе же это нравится, — сказал атлантиец.

— Я бы не позволила Киерану услышать это, — поддразнила я, желая обнять ее. И поскольку я этого хотела, то сделала это вместо того, чтобы подумать о том, как сильно мне этого хотелось. — Позаботься о Тони, пожалуйста?

— Конечно. — Вонетта вернула объятия без колебаний. Я закрыла глаза, погружаясь в ощущения, как это было с Тони. — Увидимся в Трех реках.

— Увидимся.

Отстранившись и удивляясь, почему мне вдруг захотелось плакать, я повернулась к Эмилю, и он отвесил мне замысловатый поклон.

— Правда?

— Правда. — Поднявшись, он взял мою руку в свою и шагнул ко мне. Он наклонил голову и прижался губами к моему лбу. — Иди за нашим королем, моя королева, — прошептал он.

У меня перехватило дыхание. Я кивнула, отступая назад, когда он отпустил меня. Отвернуться, когда Киеран разговаривал с сестрой, было трудно, как и остановиться, чтобы попрощаться с Делано, Нейлом и Перри. Делано обнимал лучше всех. Все что угодно могло произойти между этим моментом и