Минц и близкие к нему ученые. Вновь заседание открыл С. Л. Утченко. Он указал, что деятельность Минца и его «группы» нанесла сильный урон науке, а характерными чертами стиля их работы являлось «безделье, переходящее в саботаж, зажим критики и самокритики, насаждение семейственности и групповщины»[1042] [1043]. «Группа Минца» монополизировала изучение истории советского общества. «Несомненно, что академик Минц проводил совершенно определенную политику и в вопросе подбора кадров, и академик Минц у нас в институте всегда стремился окружить себя определенными людьми, специально им подобранными…» 555, — утверждал Утченко.

Под давлением Минца и при поддержке Городецкого в Институт истории были приняты слабые работники. Утченко назвал их имена: Анпилогов, Шелюбский, Лихтер. Из сотрудников, близких к Минцу, были уволены: Разгон, Белкин, Анпилогов, Лихтер, Гуревич, Петропавловская, Волков, Марехина. Утченко не уточнил в связи с чем и когда они были уволены. По его уверению: «Отчисление, проведенное в свое время дирекцией института, за исключением, может быть, отдельных случаев, в целом было правильно и… оно сейчас несколько разрядило атмосферу в институте»[1044].

Е. А. Луцкий покаялся, что, будучи в 1947–1948 гг. заместителем Минца в секторе, не вел в должной мере борьбы с группой Минца. Затем он рассказал о положении дел в секторе советской истории. По его словам, после слияния сектора с Комиссией по истории Великой Отечественной войны из бывших сотрудников Комиссии образовалась сплоченная группа, лидером которой стал Шелюбский. Бороться с ней было трудно, поскольку входившие в нее сотрудники, если были чем-то недовольны, начинали жаловаться на гонения против коммунистов[1045].

Чаадаева рассказала собранию об Анпилогове. Она утверждала, что тот только формально числился в секторе. На самом деле его должность и деньги, которые он получал, были компенсацией от Минца за то, что Анпилогов делал всю работу за академика на кафедре в МГУ[1046].

Полевой заявил, что Луцкий является «одним из самых ярых поклонников Минца»[1047], а «Разгон совершенно обожрался, растолстел, опустился, разложился»[1048]. Выступавший обратил внимание присутствующих, что в секторе Новой истории, возглавляемом Дебориным, те же проблемы, что в секторе истории советского периода. Типиев, Якубовская и Белецкий поддержали тех, кто требовал бороться с Минцем. Типиев назвал сотрудников Главной редакции «Истории гражданской войны», возглавляемой Минцем, «вельможами»[1049].

Но данные собрания, конечно же, были только прелюдией к масштабному разгрому «космополитов» в Институте истории. Очевидно, что в секторах проходили, как это было и в прошлом году, предварительные заседания. Но их протоколы или стенограммы обнаружить пока не удалось.

4. Ученый совет Института истории

Целых три дня, с 24 по 26 марта, в Институте истории заседал Ученый совет. Его работа отличалась значительным масштабом даже по сравнению с аналогичным мероприятием по разгрому «буржуазного объективизма», прошедшим в прошлом году. По традиции заседание открыл директор Б. Д. Греков: «Мы, конечно, не можем стоять в стороне от этого мощного идеологического движения не только потому, что мы члены советского общества, но и потому, что наша наука едва ли не самая острая из всех наук. Ошибки самих историков могут причинить нашей стране больший ущерб, чем ошибки какой-либо другой научной области»[1050]. Он не ограничился шаблонными клише официальной пропаганды, а практически сразу же начал с погрома своих противников, осмелившихся подвергнуть сомнению его теорию феодализма в Киевской Руси. «Напомню, например, о течении, которое хотело изобразить Киевскую Русь в качестве общества рабовладельческого. Несомненно, это огромное принижение нашей истории»[1051], — выступал академик. Он указал, что борьба против неправильного освещения древней русской истории — долг каждого советского историка.

Следом слово дали А. Д. Удальцову, который тогда возглавлял Институт материальной истории и культуры. Он вышел на трибуну и заявил, что не собирался делать доклад, а выступать будет только по просьбе Б. Д. Грекова. Хотя из чтения стенограммы ясно, что доклад оказался гладким и заранее подготовленным. За частоколом идеологических клише о необходимости борьбы с теорией «единого потока», принижением русской культуры, происками Уолл-стрит и т. д. скрывалось нечто более важное для историков: поиск жертв.

Первой жертвой стал сектор советского времени. Обстановка в нем была названа «ненормальной», в чем повинен его глава — И. И. Минц. И. М. Разгон вновь обвинялся в том, что в его работах по истории Северного Кавказа возвеличиваются чеченцы и ингуши, а осетины принижаются. Не меньше проблем и в секторе Новой истории, возглавляемом А. М. Дебориным. Эти два сектора были названы «самыми больными в Институте»[1052]. Плохо дела обстоят и в секторе XIX в., где до сих пор не был дан отпор ошибкам А. И. Андреева и С. А. Фейгиной. В секторе истории Средних веков, где, по сообщению Удальцова, за день до начала работы Ученого совета прошло заседание, «были попытки рассматривать серьезные обвинения, например проф. Неусыхина, как попытки травли против Неусыхина, причем особенно характерно, что такие лозунги встречали поддержку среди студенческой молодежи, которая собралась при обсуждении вопроса о буржуазном космополитизме на заседание этого сектора»[1053]. Таким образом, Неусыхина пытались поддержать не только в МГУ, но и в Институте истории.

Неудовольствие Удальцов выразил и заседанием в секторе истории Древнего мира, возглавляемом Н. А. Машкиным, где неких молодых историков, критиковавших уже покойного В. С. Сергеева, самих обвинили в «космополитизме»[1054]. В заключение он подверг критике и работу дирекции, которая, по его словам, не принимает никаких мер к тому, чтобы проверить деятельность института.

Итак, выступление Удальцова фактически носило направляющий характер. Он сказал все то, что, по идее, должен был озвучить Б. Д. Греков. Возможно, такая тактика была согласована заранее. Директор, имеющий огромной авторитет среди научно-исторического сообщества, представляет «беззубую» речь, не касающуюся почти никого конкретно, особенно сотрудников института. Ясно, что никого из своих подчиненных Греков критиковать не хотел и уклонился от этой обязанности. А вот Удальцов, представитель партии, сотрудник другого учреждения, мог себе это позволить.

Эту же роль играло и выступление А. Л. Сидорова, уже успешно громившего «космополитов» в МГУ. Он подчеркнул инициативу партийной печати во вскрытии недостатков в работе историков, которые оказались к этому не готовы. Помимо уже известных групп «московских космополитов» была обнаружена группа «ленинградских космополитов», куда вошли О. Л. Вайнштейн, В. М. Штейн[1055]и С. Я. Лурье.

Но пройти мимо Минца также было невозможно. Сидоров утверждал, что тот является верным учеником М. Н. Покровского и еще в 1928 г. вместе со своим учителем реабилитировал немецких историков[1056]. Для дискредитации академика было найдено критическое выступление Л.