клубом», где царила атмосфера самоуспокоенности[1110]. Он посетовал на медленные темпы работы над плановыми исследованиями. Касаясь Зубока, Ерусалимский донес до присутствующих, что на него поступило заявление об обнаружении в его работах плагиата. Разоблачению подвергся и Звавич.

Завершал мероприятие С. Л. Утченко. Его выступление вносило примирительные нотки. Так, он призвал не переносить ошибки отдельных сотрудников на весь коллектив[1111]. Также он отметил, что во многих выступлениях не было «позитивного момента»[1112], все ограничивалось только критикой.

Отметим, что по итогам заседания не появилось традиционной в таких случаях резолюции. Возможно, что руководство Института истории решило выждать, поскольку ситуация менялась стремительно. Также вероятно, что резолюцию было решено согласовать с контролирующими органами.

5. Разгром «космополитов» в Ленинграде

В Ленинграде разгром «космополитов» начался несколько позднее, чем в Москве. Но ситуация усугублялась знаменитыми «Ленинградским делом» и «делом Госплана», начавшимися в январе 1949 г. и приведшими к разгрому ленинградской партийной организации, а также аресту влиятельных покровителей ленинградцев, братьев Н. А. и А. А. Вознесенских[1113]. Впрочем, о прямой связи «Ленинградского дела» и антиобъективистской и антикосмополитической кампаний говорить вряд ли возможно.

Некоторые петербургские историки склонны напрямую связывать «Ленинградское дело» и идеологические погромы, прошедшие в 1948–1949 гг. Так, В. М. Панеях пишет: «Эти достижения [научные. — В. Т.] не стали, однако, препятствием для начавшейся с конца 1948 г. травли ленинградских ученых старшего поколения, являвшихся носителями традиций петербургской школы. Истерическая кампания по искоренению буржуазного «объективизма», «космополитизма», «охота на ведьм», идеологические проработки затронули не только ленинградских историков. Но в отношении к ленинградцам сказывались давнее недоброжелательство и подозрительность властей. «Ленинградское дело» конца 40-х — начала 50-х годов было «результатом этой подозрительности»[1114]. С «Ленинградским делом» и арестом А. А. Вознесенского Р. Ш. Ганелин связывает критику С. Н. Валка[1115].

Если некоторое влияние «Ленинградского дела», как дополнительного фона, еще можно предположить, хотя и очевидно, что все мероприятия кампаний прошли бы и без него, то напрямую связывать критику историков с гонениями на ленинградских руководителей — явное преувеличение. Об этом свидетельствует и последовательность событий. Например, критика С. Н. Валка датируется еще в осенью 1948 г., во время антиобъективистской кампании, а проблемы у «ленинградской группы» начались только в январе 1949 г., после Всероссийской оптовой ярмарки, прошедшей в Ленинграде без одобрения Кремля[1116].

4 и 5 апреля 1949 г. на историческом факультете ЛГУ под руководством нового декана Н. А. Корнатовского[1117], сменившего на этом посту В. В. Мавродина[1118], прошла конференция «Против космополитизма в исторической науке». Как иронично писал Б. А. Романов, «4 и 5-го кипели историки в Ун[иверсите] те»[1119]. По итогам конференции в газете «Ленинградский университет» появилась статья С. С. Волка «За партийность исторической науки». В ней указывалось, что предыдущее руководство в лице В. В. Мавродина занимало примиренческую позицию по отношению к ученым, в работах которых имелись крупные идеологические ошибки. В деле обнаружения данных ошибок особую роль сыграло партбюро. Именно при его самом активном участии была организована конференция, на которой за два дня побывало, по свидетельству С. С. Волка, полторы тысячи человек.

На конференции за «объективизм» были осуждены работы С. Н. Валка, А. В. Предтеченского, В. И. Равдоникаса, Н. П. Полетики, Б. А. Романова. Буржуазными «космополитами» были объявлены С. Я. Лурье и О. Л. Вайнштейн. В отличие от Москвы в Ленинграде под удар попало немало студентов. «Отсутствие целеустремленности, партийности в воспитательной работе привело к проникновению объективистских идеек в курсовые и дипломные работы»[1120]. Такие ошибки обнаружили в работах студенток Ф. Вайман и С. Байковой, Ю. Баранова и Ю. Соловьева[1121]. Важно заметить, что большинство было осуждено за «объективистские», а не «космополитические» ошибки. А такое обвинение было заведомо менее опасным, чем «космополитизм».

За время погромов на историческом факультете ЛГУ был арестован доцент М. Б. Рабинович, уволены доцент И. Г. Гуткина, профессора Н. П. Полетика, Б. А. Романов[1122]. В 1950 г. был уволен и О. Л. Вайнштейн[1123] и переведен в Киргизский государственный университет.

Настоящей эпопеей стала история В. Я. Голанта, который пытался защитить диссертацию «Восстание в африканских колониях Германии в 1904–1908 гг.». Несмотря на успешную защиту, Корнатовский добился повторной защиты, на которой автора обвинили в расизме за использование в цитате слова «чернокожие».

Ученый совет был вынужден осудить диссертацию. Диссертацию В. Я. Голант сумел защитить только с третьего раза[1124].

Однако, деятельность Н. А. Корнатовского оказалась недолгой. 26 мая 1949 г. его уволили в связи с обнаружением крупных недостатков в работе гуманитарных факультетов ЛГУ. Впоследствии его обвинили в «протаскивании контрреволюционной троцкистской контрабанды»[1125] и осенью 1949 г. арестовали[1126]. Вполне вероятно, что в падении Корнатовского сыграла роль и ставшая знаменитой (на голову ее автора) статья И. И. Минца «Ленин и развитие советской исторической науки» (см. выше), в которой упоминался и Корнатовский.

6. Ленинградское отделение Института истории АН СССР

В Ленинградском отделении Института истории «Ленинградское дело» отозвалось арестом директора ЛОИИ С. И. Аввакумова, занимавшего этот пост с 1947 по 1949 г.[1127]. В письме от 21 января 1949 г. Б. А. Романов сообщил Е. Н. Кушевой: «А у нас новость. Вчера сам собою рухнул Аввакумов: у него отобрали самый важный личный документ и он снят с должности»[1128]. Вскоре Аввакумова арестовали и осудили на 25 лет[1129].

Новым директором был назначен кандидат исторических наук, востоковед М. С. Иванов. Именно под его руководством в ЛОИИ состоялось заседание, посвященное «космополитизму» и прошедшее 13 и 14 апреля. Для помощи приехал уже поднаторевший в проведении таких заседаний В. И. Шунков. Открыл его на правах руководителя М. С. Иванов. В глаза бросается стилистическое и почти дословное совпадение многих пассажей из выступлений А. Л. Сидорова и В. И. Шункова и М. С. Иванова. Очевидно, что текст составлялся при активном участии московских коллег.

По традиции Иванов обрисовал всю опасность «космополитизма» в условиях противостояния с Западом. Он выделил следующие признаки «космополитизма»: теория единого потока (идея о мировой науке); пережитки (для историков это оборачивалось подпаданием под «идейки» и «теорийки» буржуазных ученых)[1130]. Он подчеркнул, что «буржуазный объективизм смыкается с космополитизмом»[1131].

Естественно, что в центре его критики оказался И. И. Минц и его группа. Иванов акцентировал внимание на том, что его предшественник на посту директора ЛОИИ, С. И. Аввакумов, был тесно связан с Минцем и его учениками. Более того, он, якобы, ориентировался