— Не в Рим ли едет твой гонец? — выдавил он наконец-то из себя вопрос, который обжигал как уголь, положенный на ладонь.

Алиенора перестала играть, взглянула на мужа.

— А что ему делать в Риме? — Она неторопливо отложила инструмент. — Скажи мне, Людовик, что?

Она вновь бросала ему вызов. Три страшных слова: «Ты хочешь развода!» — разрывали ему глотку, но так и остались невысказанными.

— Я не верю тебе, — вместо этого тихо сказал он. — Никогда не верил!

— И напрасно, милый, — ледяным тоном произнесла она.

— Напрасно?! — язвительно усмехнулся он. — Значит, напрасно…

Людовик быстрым шагом вышел из покоев королевы, но так выходит тот, кто скоро собирается вернуться. Все так и случилось. Людовик влетел в покои со шкатулкой в руке и поставил ее на ночной столик. Не сводя глаз с королевы, он открыл крышку и вытащил распечатанный свиток. Алиенора прищурила глаза и тотчас вспыхнула — она уже знала, что это.

— «Милая Алиенора!» — прочитал король, но следом торопливо нахмурился. — Все читать нет необходимости. — Глаза его забегали по строчкам. — Так-так. «Даже если понтифик не сумеет поднять весь христианский мир, прошу тебя, собери войско и направь его в Святую землю. Прошу тебя во имя Господа, наших близких, которых уже нет с нами, нашей общей крови». — Людовик усмехнулся. — А вот и она, сладкозвучная концовка. «Я помню ту ночь в Бордо — я не забыл ничего». — Последние слова он произнес с особым выражением. — «Твой любящий дядюшка Раймунд, князь Антиохии».

— Так ты обворовал меня?! — возмущенная до глубины души и уязвленная до боли воскликнула Алиенора.

— Нет ничего в пределах Иль-де-Франса, что было бы не мое, — в ответ холодно усмехнулся король. — Так что же было в ту ночь в Бордо?

Она не отвечала ему. И тогда Людовик вытащил из шкатулки еще один хорошо знакомый королеве предмет — тонкий кинжал. А ведь она позже искала его! Это был тот самый кинжал, который Алиенора приставляла к сердцу во дворце Рожера Сицилийского, думая заколоть себя.

— Он выпал из твоих рук, когда ты лежала без памяти на постели, в Потенце, узнав о гибели князя Антиохии, — Людовик в гневе шагнул к ней. — Племянница так горюет о дядюшке, что едва не кончает жизнь самоубийством?!

В руке он держал злополучный кинжал, но королева, исполненная презрения к мужу, устроившему обыск в ее вещах, старалась забыть о страхе и не замечать оружия.

— Что же было в ту ночь в Бордо? — повторил он вопрос и рассек лезвием воздух, точно отмахнулся от навязчивого призрака. — Что?

— Ночная прогулка, не более того, — холодно улыбнулась Алиенора. В ее глазах было все больше упрямства и вызова. — Ты и впрямь так хочешь узнать, какое место на земле я считала раем? — Алиенора не отпускала взгляда супруга. — Так хочешь или нет?

В гневе королева готова была выложить ему все. Но Людовик только сокрушенно покачал головой.

— А ведь однажды я мог убить тебя, — сказал он. — В то утро ты лежала в постели, а я стоял над тобой с мечом. Я только что вернулся из Розового дворца — из вашего рая.

Людовик положил кинжал на стол. Она же, задохнувшись от этого признания, вцепилась в рукоять кресла, но Людовик, занятый своими переживаниями, не заметил ее чувств.

— Будь он проклят, этот ваш рай, — глухо сказал король. — И твой князь Антиохийский, гори его душа в аду!

Розовый дворец! Вот почему отъезд из Антиохии был так скор! Но Алиенора быстро справилась с собой и гордо встретила взгляд мужа:

— Позаботься лучше о своей душе, Людовик.

Он больше не произнес ни слова. Скрутил на ее глазах свиток и с ним вышел из покоев королевы.

8

Этот разговор между супругами состоялся в октябре, а в ноябре весь двор двинулся в путешествие по владениям Людовика и Алиеноры. За венценосной четой следили все без исключения — и южане, и северяне. И те, и другие с недавнего времени держались порознь. Свиту короля составляли ненавистные Алиеноре тамплиеры, свиту королевы — ее отчаянные аквитанцы Гуго де Лузиньян и Сельдебрейль. Отношения короля и королевы походили на плотину, которая должна была вот-вот прорваться. И она прорвалась — сразу после Рождества, которое супруги в окружении двора провели в Лиможе.

В Божанси, куда они въехали, пожаловал Жоффруа де Ранкон — еще один верный слуга своей королевы — с небольшим, но хорошо вооруженным отрядом аквитанских рыцарей.

Он привез грамоту от папы римского — судьбоносную для всей Европы. И в тот же день, по требованию понтифика не откладывая дело в долгий ящик, архиепископ Сансский созвал собор, на котором брак короля Франции Людовика Седьмого и герцогини Аквитании Алиеноры был признан недействительным по причине не выявленного ранее близкого родства. У Алиеноры отнимался титул королевы Франции и возвращался титул герцогини Аквитании вместе со всеми ее землями. Дети, разумеется, оставались у отца, но по договоренности с тем же отцом она могла видеть их. Как-никак, Алиенора вновь становилась вассальной подданной бывшего мужа.

Весь этот день Людовик провел точно в наваждении. У него не было ни воли, ни сил что-то предпринять. Но что он мог сделать? Он ждал этого удара и получил его. Людовик сам подтолкнул ее к этому шагу, отныне закрепленному волей римского первосвященника.

Приговор их браку обжалованию не подлежал.

Король Франции и герцогиня Аквитании покидали Божанси одновременно. Алиеноре хотелось как можно скорее вернуться в Пуатье и отдышаться после тяжелых и опасных последних месяцев, когда ее жизнь превратилась в борьбу с теперь уже бывшим мужем. Людовик же отныне ненавидел этот город: здесь он был унижен — и как мужчина, и как государь. Потому что ни для кого не была секретом истинная причина развода — и все чаще в качестве причины официального разрыва короля и королевы называли неверность Алиеноры.

Выйдя из храма, но еще не спустившись по ступеням, перед всей соборной площадью Божанси король и герцогиня оказались лицом друг к другу. С одной стороны площади скопились французы короля, с другой — аквитанцы герцогини. Южане и северяне, изрядно поднадоев друг другу, расставались легко.

— Я больше не твоя жена, — сказала Алиенора.

Людовик посмотрел на нее так, что ей даже стало жалко его. Он был похож на побитого и выброшенного вон пса. Герцогиня Аквитанская грустно усмехнулась:

— Теперь ты не сможешь и дотронуться до меня, Людовик. Даже если тебе этого очень захочется!

Но он молчал. Им не мешали — оставили наедине. Они должны были сказать последние слова друг другу. На них смотрели, затаив дыхание. Только сейчас король вновь увидел, как эта женщина прекрасна и желанна для него. И он вновь, не раздумывая, плюнув на всех советников, предложил бы ей руку и сердце, если бы знал, что она не откажет.

— Прощай, — сказала Алиенора и пошла вниз по ступеням собора.

Она, свободная как ветер, гордо подняв голову и придерживая платье, пересекала площадь, направляясь к своей свите. А там уже выводили для герцогини вперед коня, зная, что она поедет верхом, и шумно готовились в дорогу.