Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я — его сын, — негромко проговорил он после недолгой паузы.
Волчанов внимательно заглянул этому человеку в лицо. Но никакого внешнего сходства не заметил.
Мужчина тем временем положил букет цветов под посаженную минут двадцать назад березку.
— Сын? — переспросил генерал.
— Григорий, — сказал мужчина и протянул руку для знакомства.
Что-то отдалось эхом в памяти Волчанова. Он пожал руку.
— Генерал Волчанов, — произнес нечетко, все думаяо прошлом. И вдруг словно огромные буквы возникли перед глазами — память выписывала страницы прошлого.
— Марии Игнатьевны сын? — спросил Волчанов. Мужчина кивнул.
Некоторое время они стояли молча над могилой.
— А почему без музыки? — спросил Григорий. — И так как-то без людей?
— Знаешь, Гриша, — Волчанов говорил медленно, подыскивая мягкие объяснительные слова. — Это ведь нельзя было… Я для него, как для друга. Можно сказать неофициально и без разрешения. Он ведь даже не член партии был, хотя большего коммуниста я, пожалуй, и не видел в жизни… Тайком похоронили…
— и Волчанов вздохнул тяжело и огорченно покачал головой. В глазах у него сверкнули слезы.
— Товарищ Волчанов, — заговорил Григорий. — Можно вас об одном попросить?
— Что?
— Я могу справку получить, что он мой отец?
Волчанов внимательно, проникновенно посмотрел Григорию в глаза.
— Гордишься? — спросил с едва прочитываемой в краешках губ доброй улыбкой.
— Горжусь, — признался Григорий.
— Хорошо. Приходи завтра к двенадцати. Скажешь постовому, что к генералу Волчанову, — проведут…
Еще немного постояли молча над могилой.
Потом Волчанов глянул на часы и недовольно скривил губы.
— Ну, до завтра, — повернувшись, сказал он Григорию. — На совещание надо идти!..
— До свидания!
Волчанов пошел к воротам, а Григорий смотрел ему вслед. Взгляд его был каким-то заиндевевшим. Руки даже в кожаных, подбитых мехом перчатках мерзли. Мохеровый шарф не спасал шею от укусов мороза.
Подождав, пока генерал Волчанов скрылся в воротах, Григорий бросил еще один быстрый взгляд на могилу Добрынина и быстро зашагал прочь.
Поднявшийся ветерок пересыпал снежную крошку по черной булыжной пустыне Красной площади.
В темно-синем драповом пальто с черным цигейковым воротником, по снегу, хрустящему под ногами, Павел Александрович Добрынин шел не спеша. А по бокам, перебрасываясь недоброжелательными взглядами, семенили двое: один в черном костюме с красным галстуком, второй в старомодных обносках цвета хаки. Но оба были слишком легко одеты для подкремлевской зимы.
Вокруг, на белых заснеженных холмах зеленели елки и ели. Снегири перелетали с одного дерева на другое, мелькая красными грудками.
— Товарищ Добрынин, — говорил суетливой скороговоркой шедший слева, тот, что был в костюме, — пойдемте со мной! Советский рай — замечательное место! Встретитесь с женой, с друзьями, с коллегами. Они все там. Это почти санаторий! Трехразовое питание, кинозал, собрания и лекции, массаж, сауна… Постоянная связь с верхом. Пойдемте, не слушайте вы этого небожителя. Все, что он говорит, — чуждо советскому человеку — и живому, и мертвому… А вы же атеист!..
— Павел Александрович, — горячечно вступал в разговор «небожитель». — Вы же лучше других, вы заслуживаете, чтобы попасть в настоящий Рай. Вы будете первым советским человеком, попавшим туда! Это же честь, и вы ее заслуживаете! Зачем вам этот холодный Советский Рай, где все так же, как и при жизни в Советской стране?! А у нас там вечная весна, цветы, фрукты круглый год…
Казалось, что Добрынин не слушает их. Он шел, глядя вперед. Взгляд его терялся в бесконечных снежных линиях холмов.
Впереди показался поднимавшийся над деревьями дымок. Добрынин, заметив его, оживился.
Минут через пять приблизились они к этому дымку. Поднялись на невысокий холмик, и с его вершины открылась им замечательная по красоте и смыслу картинка.
Возле шалашика у костра сидел знакомый лицом пожилой лысоватый человек в бежевом костюме с жилеткой и в накинутой поверх костюма шинели. Перед ним в круге черной оттаявшей земли горел, потрескивая, костер. .
Человек этот, увидев проходившую мимо троицу, улыбнулся и приветливо помахал рукой.
Добрынин почувствовал вдруг холод и посмотрел на костер, словно хотел хотя бы взгляд свой отогреть.
И увидел у самого пламени яркую сине-зеленую птицу. Тоже где-то раньше виденную.
«Попугай!» — вспомнил Добрынин ее название.
И промелькнула в памяти земного прошлого картинка из тыловой жизни: попугай, читающий рабочим оборонного завода стихи про Родину.
— У нас таких птиц в Раю множество, — заметив интерес Добрынина к попугаю, сказал «небожитель». — На каждой ветке сидят!
— У нас тоже есть! — твердо заявил представитель Советского Рая.
Когда троица скрылась за ближним холмом, лысоватый хозяин шалашика обернулся и махнул кому-то невидимому рукой. Из-за ели вышел пожилой, лет шестидесяти мужчина в сшитом из старой шинели пальто и с коричневым портфелем в руках. Он, пригнувшись немного, зорко посмотрел по сторонам и, удостоверившись, что вокруг никого нет, приблизился к костру и уселся рядом с хозяином шалашика.
— Скоро обед принесут, товарищ Банов! — сказал лысоватый. — Проголодались небось, а?
Банов кивнул и пододвинулся поближе к костру.
Птица глянула на него одним глазом.
Минут через пятнадцать из-за елей вышел солдат с трехэтажным судком. Принес обед.
— Ну что, Вася, — заговорил с ним товарищ Банов. — Получилось?
Солдат улыбнулся, полез рукой за пазуху и вытащил оттуда несколько номеров газеты «Правда».
Банов и хозяин шалашика обрадованно переглянулись.
— Молодец, товарищ солдат, отличный молодец! — проговорил, немного картавя, старичок. — Никто не заметил? Хвоста не было?
— Никак нет!
— Вот! — лысоватый поднял правую руку вверх. — Конспирация — наука чрезвычайно важная!
А Добрынин, сопровождаемый двумя ангелами, беспрестанно хвалившими каждый свой рай, шел дальше и с большим удовольствием слушал хруст снега под ногами, чем непонятные или же понятные, но подозрительные рассказы.
Светило солнце. Мелькали перед глазами снегири. И, громко каркая, пролетела над ними большущая ворона. Даже ангелы замолкли, увидев ее. Долго смотрели ей вслед и молчали — интересно, о чем это они думали, глядя на птицу?
Впереди показался какой-то человек, шагавший навстречу. Молодой парень в старой красноармейской форме, какую носили солдаты во времена добрынинского детства и отрочества.