И Ваучер отправился к нему немедленно.

Но сначала мы сами появимся у Ильи Дмитриевича. Просто из любопытства. А то получается: торчим в деревне, только про нее и рассказываем, будто больше нигде жизни нет. А она есть, она бурлит и клокочет.

Илья Дмитриевич в своем кабинете вот уже битый час добивается вразумительных слов от подчиненного по фамилии Хорохорьцев.

– Что ты мне подсунул, а? – гремит Трошин. – Вот правильно сказано: попроси дурака бутылку водки принести, так он одну и принесет!

– Но вы же сказали, Илья Дмитриевич, данные за квартал, – оправдывается Хорохорьцев. Мимолетно заметим, что слово квартал он произносит, конечно же, с ударением на первый слог в соответствии с устоявшимися правилами чиновничьего диалекта русского языка.

– Кому сказал? Тебе сказал? – уточняет Трошин.

– Через Симукова.

– А у тебя кто начальник, Симуков или я? – задает Трошин коварный вопрос.

Хорохорьцев ответ знает:

– Вы, конечно...

– Так ты мог уточнить? Мог или нет?

– Симуков сказал...

– Это я уже слышал! Я тебя про другое спрашиваю: ты мог уточнить или не мог?

– Мог, – сознается Хорохорьцев.

– Почему не уточнил?

– Я думал...

– Вот, ё, говорить с вами! Я тебя не спрашиваю, что ты там думал, я спрашиваю: мог уточнить или нет?

– Мог.

– Почему не уточнил?

Хорохорьцев молчит.

Трошин ждет. Он терпелив. Но и его терпение кончается.

– Але, ты заснул, что ли?

– Виноват, Илья Дмитриевич, – кается Хорохорьцев.

– Я и сам знаю, что ты виноват! Меня один-единственный вопрос интересует, на который ты никак не можешь ответить! Или не хочешь! Вопрос-то простой: мог уточнить?

– Мог.

– Почему не уточнил? Может, у нас всю неделю телефоны не работали? Или ты ко мне на этаж подняться не мог, ноги заболели, а в лифте тебя тошнит? А? Или, может, ты подумал, что я тебе уже не начальник? Почему? А? Жду ответа!

Хорохорьцев уже изнемог. Тут на его счастье зазвонил телефон, и Трошин взял трубку.

– Да? Какой дядя? А... Ну, пропустите.

Он брякнул трубкой и приказал Хорохорьцеву:

– Иди. И отчет чтобы послезавтра был! В крайнем случае – к пятнице!

– Так пятница как раз послезавтра.

– Вот и подготовь!

– Постараюсь! – пообещал Хорохорьцев и вымелся из кабинета.

Такова напряженная настоящая жизнь делового города, это вам не семечки лузгать. Но Ваучер не думал об этом, он вошел свойски, попросту.

5

Он вошел попросту, а Илья Дмитриевич тут же переменился, стал приветливым и радушным, велел принести чаю. Спрашивал:

– Ты там не зажился еще, дядь Борь? Или решил остаться?

– Какого шута остаться! Дом продать не могу!

– Не берут? Ну и плюнь на него, – посоветовал племянник.

– Как это плюнь? Это деньги!

– Да какие там деньги? Тебе разве чего не хватает, мы тебя разве обижаем?

– Не обижаете, спасибо. Только ты пойми, это же издевательство! Оказывается, у них дом в планах не значится! И я не значусь!

– Это понятно, прописка-то у тебя другая.

Племянник не мог понять, почему дядя так волнуется из-за пустяков, а Ваучер не мог понять, почему племянник так равнодушен к серьезному делу.

– Да хрен с ней, с пропиской, – закричал Ваучер. – Они не желают признавать, что я там вообще жил!

– Как это?

– А так это! Говорят: нет доказательств!

– Да ты не волнуйся. Что значит нет доказательств? Какие-то у них есть книги учета, записи, всё такое прочее?

– Нету ничего! Что сгорело, что потерялось. А то и сами засунули куда, с них станется!

– Но у тебя-то есть какие-то документы?

– Да тоже ничего нет, – признался Ваучер. – Я сроду об этом не думал. Метрика только и паспорт с местом рождения. А без того, что я там жил, они не желают дом регистрировать, понимаешь ты или нет?

– Понимаю.

– Так навел бы порядок! Ты начальство или нет?

– Я начальство по другим вопросам, дядь Борь. У меня все городское электричество на шее.

– Но ты ведь у другого начальства в друзьях! Сам хвастал, что к губернатору левой ногой дверь открываешь!

– Ну, открываю. Ты хочешь, чтобы я пришел и сказал: помоги моему дяде дом продать?

– Да не в доме дело! Оскорбляют до глубины души, за человека не считают!

– Еще лучше. Это как будет выглядеть? Помоги моему дяде восстановить человеческое достоинство и гражданство в селе Анисовка?

Ваучер обиделся:

– Тебе смешно?

– Дядь Борь, ты пойми: есть знакомства – как золотой фонд. Расходовать надо экономно, а не по мелочам. Если у тебя, не дай бог, что-то серьезное, я хоть до президента дойду, для меня родственники – святое...

– Это мелочь для тебя? Мелочь?! Ладно, племянник! Спасибо! Один раз попросил...

И Ваучер пошел из кабинета.

– Да постой! Дядь Борь, ты чего? Да стой ты! – закричал племянник.

Но Ваучер даже не оглянулся.

Плохо ему было. Тяжело. Это всегда тяжело: когда твердо надеешься на человека, а человек оказывается совсем другим.

6

Человек оказывается совсем другим, если позволить ему быть собой, думала Нина о Нестерове. Но как это сделать?

Она уже довольно часто заходила к нему в гости, но всегда оставалась недовольна результатами разговора. То сама себе начинала казаться какой-то ненатуральной, то Нестеров казался каким-то выдуманным.

Сегодня она решила поговорить просто и спокойно. Не скрывая своего интереса.

И вот сегодня, заглянув и поболтав сначала о пустяках, сказала:

– Сколько тебя знаю, а ничего, в общем-то, не знаю.

– Тебе интересно?

– Да.

– Расскажу. Женат не был. Детей нет. Любил свою профессию, пока мог ею заниматься. Всё.

– Да уж, профессия, – сказала Нина. – Вредная профессия.

– Почему?

– Видишь в человеке не то, что он хочет показать, а то, что есть.

– И что во мне есть?

– Да я не про тебя. Хотя и про тебя тоже. Смешно: Вадик считает, что ты меня приколдовал.

– Я бы с удовольствием... Но в личных отношениях никогда не воздействовал на других людей.