корабль в плену. Паруса надулись. Корвет рванулся в открытое море… и резко остановил свой порыв.

– Что происходит? – крикнул Стерлинг. Он повернулся к матросам. – Вы забыли якорную цепь или…

Пронзительный вой поглотил конец его фразы вместе с безумными аккордами орга́нов. Я подумала о дампирше «Невесты в трауре», прежде чем вспомнила, что ее больше нет. Вопила не она, к тому же источник рева находился рядом, тогда как корабль Гиацинта был пришвартован далеко от нас.

– Доносится со стороны трапов! – крикнул один из вампиров.

Мы поспешили к леерам. Многочисленные окна и иллюминаторы плавучей цитадели, которую мы предполагали покинуть тайком, ярко горели. Внизу, на одном из нижних трапов, я различила человеческую фигуру, сжимавшую тяжеленную цепь – якорь «Stormfly», не давая нам уплыть. То была не массивная статуя Гюннара, а хрупкая демуазель в придворном платье, удерживающая корвет одной рукой. Внешность обманчива: под кружевами и юбками тело, оснащенное шестеренками, обладало монструозной силой, нечеловеческой. Под огромными окулярами, отражающими луну, зияющий рот изрыгал сирену оглушительнее набата.

– Франсуаза дез Эскай! – ужаснулась я, впервые услышав звуки, исходившие из немой. Как будто вся ее злоба из-за заточения, из-за того, что она надолго потеряла меня из вида, выплеснулась в одно мгновение.

Я дотронулась до своей шеи и декольте, нащупывая талисман, который защищал меня, делал невидимой для сверхъестественного чутья преследовательницы. Медальон исчез. Однако он был на мне, когда я уходила из своей каюты, чтобы найти Стерлинга, я уверена в этом! Я вспомнила, как Стерлинг внезапно застыл, когда наши тела соприкоснулись, как его пальцы пробежались по моей шее, чтобы обнять или… воспользоваться?

Я повернулась к лорду, задыхаясь, будто получила удар под дых:

– Только что в темноте спальни ты сказал, что в буквальном смысле слова сгораешь…

– Твой проклятый серебряный медальон обжег меня. Я незаметно расстегнул шнурок, чтобы снять его и поцеловать тебя, не нарушая магию мгновенья.

– Я должна хранить этот талисман все время возле сердца, он маскирует сердцебиение.

– Сердцебиение? Я… я не знал. Я положил украшение в карман моего жюстокора.

Я пошарила в кармане жюстокора, что был на мне, и, найдя талисман, лихорадочно приложила его к шее.

Но было слишком поздно! Я уже видела десятки бегущих с факелами и мечами по паутине трапов. Карающее завывание Франсуазы разрывало барабанные перепонки так сильно, что я не услышала первый выстрел.

20

No future

Абсолютной катастрофой, вот чем закончился красивый побег, который я так хорошо распланировала в своей голове. Три четверти экипажа «Stormfly» были убиты. Даже будучи вампирами, они не смогли противостоять легиону смертных, непрерывным морским потоком хлынувших с многочисленных составляющих «Ураноса». Паруса корвета занялись огнем, когда меня сильно ударили по голове. Я потеряла сознание, чтобы позже очнуться в темном помещении без окон, где лежала сейчас.

О, моя бедная черепушка!

Я вслепую пошарила вокруг себя, в надежде найти котомку с настойкой и облегчить свою боль, но руки, скованные тугой цепью, натыкались лишь на сырые доски. На ощупь я подползла к деревянной стене, слегка изогнутой, из чего сделала вывод, что находилась в камере, примыкающей к корпусу: я – в трюме. Талисман Зефирины, как и мою котомку, отобрали, а вместе с ними и кое-что более ценное, чем настойка: «El Corazón»!

Жалобный стон сорвался с моих уст:

– Тьма выиграла…

– Конечно, разве могло быть иначе?

Я поняла, что не одна в темнице.

– Стерлинг?

– Я здесь, Диана.

Мучительная ирония ситуации разрывала сердце.

– Мне так жаль, Стерлинг, – в отчаянии разрыдалась я. – Это из-за меня ты в железных оковах. Совсем недавно, в уединении твоей спальни, было так легко мечтать о радужном будущем.

– Будущего никогда не было, Диана.

В голосе ни досады, ни упрека оттого, что он пленник по моей вине. Я чувствовала приближение юноши по звону цепей, которые, должно быть, сковывали его запястья. Наши пальцы встретились. Холод вампира немного облегчил мою мигрень, от которой закипал мозг.

– Нет будущего… – повторила я. – No future. Опять твоя чертова присказка. Мы не смогли завоевать будущее, однако были в двух шагах от него.

– Нет, Диана, – мягко возразил англичанин. – Это не будущее, а отсрочка. Вспомни, что я сказал тебе на трапе, когда ты сожалела о вчерашней хорошей погоде: прошлого уже не существует, а будущего еще нет. Мы в мимолетном настоящем. Если бы нам удалось сбежать, мы смогли бы лишь продлить его чуть дольше. У нас не получилось, что поделать. По крайней мере, наши последние часы были окрашены бурей эмоций, – я был прав на этот счет, ты – королева сценических эффектов.

Этой ночью флегма моего прекрасного англичанина имела вкус цикуты[156] – яда, смешанного с нектаром, с помощью которого философы и генералы античности, потеряв надежду, сводили счеты с жизнью.

– Бледный Фебюс нас казнит? – спросила я с комом в горле.

– Завтра ночью, – спокойно подтвердил Стерлинг, как будто перспектива скорой встречи с небытием его совсем не волновала.

Я задумалась, рассматривая темноту. Мой сокамерник видел меня, но сам оставался невидимкой. Я подняла скованные руки к его лицу, коснулась кончиками пальцев высоких скул… Прямого носа… Четко очерченного рта без привычной зубочистки, которую он выставлял напоказ, издеваясь над своим вампиризмом. Стерлинг провел по моим щекам руками, холодными, как мрамор, и в то же время бесконечно нежными. Мы постояли так несколько минут, не произнося ни слова, наслаждаясь мгновеньями близости, украденными у судьбы, которая вскоре нас разлучит. В темном коконе, который стал нашим первым альковом и последним пристанищем одновременно, не было ни порывов ветра, ни волн, ничего, кроме ударов далеких и повторяющихся.

– Должно быть, это ветер, который хлопает штагом[157] об мачту… – прошептала я.

– Мы сидим слишком глубоко в трюмах «Ураноса», чтобы слышать шум верхней палубы, – возразил Стерлинг. – Этот звук – удар кулаками по стене твоей преследовательницы: фурия заперта в темнице недалеко от нас.

– Франсуаза, – произнесла я с горечью.

Я убрала руки от Стерлинга. Угрызения совести одолевали меня.

– По ее вине мы здесь, а особенно по моей вине. Если бы ты не организовал мой побег, был бы сейчас свободен. Если бы я не потеряла талисман, тебе бы не грозила Абсолютная Смерть.

– Не бери всю ответственность на себя, ты слишком требовательна, – мягко проворчал Стерлинг. – Напомню, что это я предложил тебе бежать, я снял этот медальон. И прекрати разговоры об Абсолютной Смерти: рядом с тобой я как никогда чувствую себя живым.

Мое сердце болезненно сжалось. Приговоренный к смертной казни юноша пострадал из-за любви ко