Они катались по земле и горели тысячи часов, пока пара рук в толстых перчатках не оттащила Фалька за плечи. У него вырвался звериный вопль, когда пошла трещинами и начала облезать кожа.

На него набросили тяжелое одеяло; на голову полилась вода и он глотал ее, давясь и захлебываясь. Вторая пара рук оттащила его прочь. К губам поднесли бутылку воды, но пить он уже не мог. Он вывернулся, пытаясь уйти от агонии, но кто-то осторожно придержал его, и он закричал, когда боль обожгла все его тело. В ноздрях стояла вонь обожженной плоти; глаза и нос щипало невыносимо, и он все старался сморгнуть едкие слезы и прочистить нос.

Он повернул голову, прижавшись влажной щекой к земле. Рако не было видно: его окружала стена из согнувшихся над ним жилетов. Фальк видел только его сапоги. Они были совершенно неподвижны. Третья группа жилетов окружала что-то бьющееся и орущее на земле.

— Рако, — попытался сказать Фальк, но кто-то опять прижал к его губам бутылку. У него все никак не получалось отвернуться. — Рако, приятель. Ты как?

Нет ответа.

— Помогите ему. — Почему они так медленно двигаются? — Господи, да помогите же ему.

— Шшш, — сказала ему женщина в оранжевом жилете, пока его пристегивали к носилкам. — Мы делаем все, что можем.

Жить будет, сказали ему доктора, когда он очнулся в ожоговом центре Клайда. Но сниматься в рекламе наручных часов пусть даже не надеется. Когда ему разрешили взглянуть на обожженные места, вид собственного тела показался ему завораживающим и отталкивающим одновременно. Вместо молочно-белой плоти была теперь постоянно мокнущая блестящая красная поверхность. Они вновь забинтовали ему руку и ногу, и больше он не смотрел.

Пока он был прикован к постели, к нему приходили посетители. Джерри и Барб принесли с собой Шарлот, Макмердо умудрился протащить банку пива, а Барнс долго сидел рядом с его кроватью, не произнося ни слова. Гретчен так и не пришла. Фальк ее не винил. Когда ему разрешили вставать, большую часть времени Фальк проводил у кровати спящего Рако. Его держали под наркозом, пока заживали страшные ожоги на груди и спине.

Про него доктора тоже сказали, что он будет жить. Но шутить, как с Фальком, не стали.

Рита Рако сидела у кровати мужа, одну руку положив на живот, а другой сжимая здоровую ладонь Фалька. Они молчали. Фальк уже сказал ей, что Рако вел себя храбро, и еще раз спросил доктора, когда тот придет в сознание. Братья Рако прибывали по одному из других штатов. Выглядели они все, как разные варианты одного и того же человека. Жали Фальку руку и суровым тоном говорили своему спящему брату поскорее перестать валять дурака, но было видно, насколько им страшно.

В конце концов Рако открыл глаза, и доктора выставили Фалька из палаты на целые сутки. Вход только для родных. Когда его пустили обратно, Рако ухмыльнулся ему слабой, но такой знакомой усмешкой, насколько позволяли бинты.

— Настоящее крещение огнем, да?

Фальк умудрился выдавить из себя смешок.

— Что-то вроде того. Ты был молодцом.

— Думал о Рите. Но признайся, — тут Рако поманил его поближе. — Ведь был у тебя соблазн спалить Кайверру дотла после всего того, что они с тобой сделали?

Фальк улыбнулся, в этот раз — по-настоящему.

— Никак не мог этого сделать, приятель. В пабе остались ключи от дома.

Уитлэма перевели в госпиталь в Мельбурне, где ему были предъявлены иски по нескольким обвинениям, в том числе в убийстве Люка, Карен и Билли Хэдлеров.

Его почти невозможно было узнать, так сказали Фальку. Волосы загорелись. Повезло, что остался жив. Это еще вопрос, подумал про себя Фальк. В тюрьме ему придется нелегко.

Фалька выписали и отправили поправляться под бдительным надзором Хэдлеров. Барб носилась с ним, как наседка, а Джерри не мог пройти мимо, не пожав руку. Они настаивали, чтобы он как можно больше времени проводил с Шарлот. Рассказывали ей, как он помог ее папе. Помог ее настоящему папе — хорошему человеку, любящему мужу — воскреснуть из небытия.

Их сын был по-прежнему мертв, но, казалось, им каким-то образом стало легче. Они опять могли глядеть людям в глаза, заметил Фальк. Он сходил с ними на кладбище. Могилы были завалены свежими цветами, особенно — могила Люка.

Пока Барб показывала Шарлот букеты и открытки, Джерри с Фальком стояли чуть в стороне.

— Слава тебе, Господи, это никак не было связано с дочкой Дикона, — сказал Джерри. — Я хочу, чтобы ты знал — я никогда не думал… То есть Люк никогда бы…

— Я знаю, Джерри. Не беспокойся ты.

— Как ты думаешь, что с ней произошло?

Фальк издал неопределенный звук. Барб уже шла обратно к ним.

Как только Фальк достаточно окреп, он преодолел пешком весь путь до дома Гретчен. Она опять стреляла кроликов позади дома, и, заметив его, навела на него ружье и держала на прицеле пару секунд дольше, чем следовало бы.

— Гретчен. Прости, — крикнул Фальк еще издалека. Поднял вверх руки. — Это все, что я хотел сказать.

Она бросила взгляд на его бинты и опустила оружие.

— Я не навещала тебя в больнице.

— Я знаю.

— Я хотела, но…

— Все в порядке. А ты?

Гретчен пожала плечами, и они замолчали, слушая перебранку какаду в верхушках деревьев. На него она не смотрела.

— Люк любил Карен, — сказала она наконец. — Правда любил. А до нее — Элли.

Она обвела взглядом поля. Глаза у нее были мокрые.

— Не думаю, что я когда-либо была для него на первом месте.

Фальку хотелось сказать ей, что она не права, но он знал, что она слишком для этого умна.

— А в тот день, когда умерла Элли?

У Гретчен сморщилось лицо.

— Я всегда знала, что Люк солгал ради тебя. — Голос у нее звенел от напряжения, но слезы все равно текли по лицу. — Потому что он был со мной.