При таких обстоятельствах напряженность и тревога возникли уже через несколько дней после начала наступления. Гитлер только что нанес новый визит в группу армий «Юг», где находился главный участок прорыва, от успеха которого зависели все последующие передвижения войск. Тупиковая обстановка вокруг Воронежа привела к первым серьезным разногласиям. 6 июля Гальдер пишет: «Опять ужасная сцена на совещании у фюрера по поводу командования этой группой армий». Позднее он продолжает эту тему таким замечанием:

«Несколько телефонных разговоров в течение этого дня с фон Боком (они были самыми неприятными), фюрером, Кейтелем (ОКВ) и фон Зоденштерном, начальником штаба группы армий «Юг». Все на одну и ту же тему. Эти телефонные перепалки по вопросам, которые необходимо спокойно обдумать и потом отдать четкие приказы, мучительны. Бессмысленная болтовня Кейтеля невыносима».

Спустя неделю все зашло так далеко, что фельдмаршал фон Бок, главнокомандующий на ударном направлении, с «выражением крайнего негодования» был уволен во второй раз; его начальник штаба избежал такой же участи благодаря вмешательству Гальдера. Гитлер оправдывал свое решение, ссылаясь на недавнее «неудачное предложение», с которым выступила группа армий «Юг», хотя оно и не было осуществлено; впоследствии он не упускал возможности приписать провал всего наступления медлительности Бока под Воронежем[202].

К середине июля наступление настолько продвинулось, что 16-го ОКВ и ОКХ отправились на новую штаб-квартиру в Винницу. ОКХ разместилось на окраине города; Гитлер со штабом ОКВ заняли лагерь в лесу в нескольких километрах северо-восточнее Винницы, Гитлер лично дал ему кодовое название «Вервольф» (оборотень). Зоны 1 и 2 верховной ставки расположились всего в нескольких метрах друг от друга в открытом лесном массиве, первая – в бараках, вторая – в бревенчатых домах. Меры безопасности, казалось, были строже, чем в Восточной Пруссии. Гражданское население еще оставалось и в городе, и в сельской местности и, в общем, было настроено дружелюбно. Мы обычно гуляли по лесу без охраны и купались поблизости в реке Буг (разумеется, только сотрудники зоны 2 в свободное от работы время), и никаких инцидентов не случалось. Летнее небо было безоблачным, жара удушающая, и на Гитлера, что понятно, она действовала особенно. Может быть, это способствовало разногласиям и вспышкам гнева, которые в последующие недели и месяцы достигли небывалого размаха.

В Северной Африке Роммелю только что пришлось расстаться со всеми своими амбициозными планами и перейти к обороне перед холмами Эль-Аламейна. Его положение оказалось настолько серьезным, что он склонялся к тому, чтобы немедленно отойти к позициям на ливийской границе, но Гитлер считал, что шестьдесят пять километров между непроходимой впадиной Каттара и Средиземноморским побережьем, бесспорно, самая лучшая оборонительная позиция во всей Северной Африке. В конце июля я, по собственной инициативе и без специального задания, совершил поездку в штаб Роммеля на передовой для того, чтобы составить собственное представление об обстановке. К моменту моего приезда Роммель опять подумывал начать наступление, совершая таким образом редкостный подвиг – действуя в согласии одновременно и с германской и с итальянской верховными ставками. На обратном пути я беседовал с нашими собственными представителями и представителями командования наших союзников в Бухаресте, Салониках и Афинах, а затем – с представителями итальянского главнокомандования в Риме. Благодаря этому я получил хорошее представление об обстановке в районе Средиземного моря в целом и, вернувшись на Украину, готов был рассказать о своих впечатлениях на ближайшем совещании в зоне 1 верховной ставки. На основании увиденного я представил общую картину сложной ситуации, в которой оказался Роммель, подчеркнув, что германско-итальянская армия находится в открытой пустыне и перед лицом противника, который, как с точки зрения боевой техники, так и боеприпасов, имеет значительное превосходство на суше, на море и в воздухе. К Роммелю в это время относились снисходительно, и Гитлер воспринял это спокойно. Случилась лишь одна вспышка раздражения, на этот раз со стороны Геринга. Гитлер обратился к нему: «Вы слышите это, Геринг, ковровые бомбардировки в пустыне!» Тому это, видимо, не понравилось, и он набросился на меня с бранью и словами, что нельзя позволять «любителям» делать доклады или оценивать обстановку в воздухе.

Гитлер оценивал масштаб первых побед нашего наступления на Востоке все выше и выше; однако чем выше была его оценка, тем больше он считал, что мы должны рассчитывать на то, что с целью оказания помощи русским западные союзники предпримут попытки высадить десант на Западе. 6 июля Гальдер высказывает в своем дневнике как разочарование, так и опасение, отмечая, что, «как объявлено несколько дней назад, по этой причине фюрер отказывается отпустить дивизию СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», которая была бы весьма полезна для удара 1-й танковой дивизии». Три дня спустя опасения Гитлера, как обычно, выросли до такой степени, что он отдал этой дивизии и ряду других резервных дивизий категорические приказы двинуться на Запад, несмотря на то что дивизия СС была полностью боеспособна и представляла собой один из немногочисленных резервов на решающем фланге главной линии наступления. Кульминация наступила 23 июля, когда Гитлер вопреки всем нормам, регулирующим право Верховного главнокомандующего руководить в деталях диспозицией сил, грубо отклонил возражения не только Гальдера, но на этот раз и Йодля и приказал танковой гренадерской дивизии «Великая Германия», одному из элитных соединений сухопутных сил, остановиться в самый разгар наступления и готовиться к переброске на Запад.

В этой связи заслуживают внимания один или два момента: в приказе насчет переброски дивизии СС в числе самых угрожающих участков побережья, где возможна высадка противника, упоминались Нормандия, Па-де-Кале и район Дьеп – Гавр; 19 августа 1942 года британские и канадские самолеты сутки бомбили Дьеп; однако тех войск, которые стояли на Западе еще до 9 июля, вполне хватило, чтобы справиться с ними; приказы дивизии «Великая Германия» были позднее изменены, и ее задействовали для выполнения оборонительных задач на Восточном фронте в группе армий «Центр».

Были и другие случаи вмешательства Гитлера в боевые действия. Когда фактически еще продолжалось движение от Воронежа вдоль Дона, 9-я и 11-я танковые дивизии были направлены в распоряжение группы армий «Центр». В директиве ОКВ № 43 от 11 июля 1942 года говорилось, что после того, как Крым будет очищен от противника, основные силы 11-й армии должны будут выдвинуться по дороге из Керчи и идти вперед по обеим сторонам Малого Кавказа в том направлении, в котором окажется больше перспектив на успех. Гитлер исключительно по собственному почину решил отложить Кавказскую операцию, использовать в ней только небольшую часть 11-й армии, а основные ее силы повернуть на север для удара на Ленинград[203].

Эти и другие подобные примеры дают представление о серьезных расхождениях в оценке обстановки на раннем этапе наступления на Восточном фронте; они бросали тень на все планы и действия внутри ставки. К 24 июля войска, наступавшие от Воронежа, достигли Среднего и Нижнего Дона по линии фронта от Сталинграда на западе до Ростова на юге; Гитлер считал, что столь огромный территориальный выигрыш говорит о том, что успех этого наступления более-менее гарантирован и последующие операции будут носить характер преследования. Однако в ОКХ и у нас в штабе оперативного руководства ОКВ все еще ждали по-настоящему грандиозной победы; нам казалось, что мы нигде пока не подвели противника к сражению, о чем свидетельствовало малое количество пленных и захваченной боевой техники.