Чернявого я ударил тем же манером и в ту же точку, что и проститутку. Усыпил паренька и перебрался за руль, а его усадил в согретое моей задницей кресло. Погнал авто по полю, мимо островка деревьев, к виднеющейся вдалеке лесополосе.

Лесополоса вскоре поглотила грунтовку, разлапистые кроны заслонили солнце, я нажал на тормоз. Фенечку запер в салоне, взял компьютер, пакет со сделанной недавно на чужой кухне бомбой с часовым механизмом и купленный в салоне на Ленинском навороченный мобильный телефон. Предстояло завершить четвертый эпизод – заложить информационную мину замедленного действия вкупе с бомбой-самоделкой.

Прогулялся по лесу, нашел местечко, которое меня удовлетворило, и мудровал минут этак двадцать с кухонной самоделкой, компьютером и телефоном, а после минут семь маскировал то, что намудровал. Полюбовался на дело рук своих и вернулся, вполне счастливый, к автомобилю.

Фенька встретила меня радостным мяуканьем, чернявый паренек, само собой, по-прежнему висел на ремне безопасности. Я реанимировал мотор, развернул авто на сто восемьдесят градусов, замелькали елки да палки на обочинах, минута – и моторизованный экипаж вернулся обратно в чисто поле. Закурил, включил магнитолу, и в хрипатом динамике запели «битлы». У спящего парниши есть, черт побери, вкус – я-то думал, нажму кнопку «пуск» на съемной морде дешевой магнитолы, и заголосят какие-нибудь «Стрелки», а то и вообще «Руки вверх!».

Автомобиль вместе с бесчувственным владельцем мы с Фенечкой покинули возле станции метро «Теплый стан». Мне повезло – хреново ориентируясь в Москве, я выскочил к метро гораздо быстрее, чем рассчитывал. В награду за хорошую музыку сунул парню в карман полтинник «гринов». Вышел... то есть вышли вместе с Фенечкой, моей маленькой. Хромать, опираясь на палку, поглаживая котенка и помахивая «дипломатом», удобно и, можно сказать, вольготно, когда есть с чем сравнивать. Вечереет, но солнце жарит вовсю, и времени до встречи с объектом полно, и в карманах еще до фига долларов, а также изрядное количество «деревянных» – успею и покушать, и кошачью проблему решить.

Ребенок кошачий хотел молочка, терся о мою щеку и мяукал, я же сидел на жестком диванчике под схемой метрополитена и удивлялся редкому везению – судьба привела в тот же вагон метро, к той же схеме разноцветных линий нужных мне людей, папу с сыном. Папа – вылитый Лев Евгенич из теле-ретро-мегахита «Покровские ворота», его отпрыску лет восемь. Толстый мальчик в очках с выпуклыми линзами смотрел на Фенечку с умилением, как девчонка. Мальчику с таким взглядом будет трудно жить в этом мире, зато Фенечке под его опекой будет гораздо лучше, чем у меня за пазухой.

Я достал кошачьи документы, вложил в них всю долларовую наличность, что оставалась, и молча сунул паспорт животного в руки «Льву Евгеничу». Крайне шокированный папа машинально цапнул вложенный в его пухлую руку зоодокумент с купюрами, открыл было рот, но хромой летчик его опередил, заговорил первым. «Берегите ее, ладно?» – произнес я, вручая котенка мальчишке, поднимаясь с места, отворачиваясь и шагая навстречу открывающимся дверям. Предпоследний эпизод позади – пристроить котенка помогла Судьба.

Когда я отрывал от себя Фенечку, кошечка умудрилась заглянуть в мои глаза. Вы не поверите, но мне показалось, что это вовсе не котенок, а Света глядит с мольбой, укором и страхом...

На Лобном месте я материализовался за пять минут до назначенного срока. Не спеша прохаживаясь вокруг «могилы Адама», изредка поглядывая на главные часы этой страны, я не заметил, как подошел объект. Осталось с ним «поздороваться», и можно расслабиться.

«Привет, – объект оглядел меня с ног до головы. – Импозантно выглядишь в военной форме, ваше благородие».

«Всю жизнь с кем-то воюю, поэтому и форма мне идет, – я протянул ему руку с открытой ладонью. – Давай поручкаемся, бродяга. Не бойся, пальцы тебе ломать не стану, хотя и хочется, если честно».

«Хочется – перехочется», – с некоторой опаской он все же схватил пятерней мою лодошку.

Рукопожатие состоялось – программа-минимум выполнена, уф-ф... как гора с плеч...

Поручкались, и я, в свою очередь, сделал ему комплимент:

«Ты, вижу, не страдал в бегах от отсутствия средств. Костюмчик у тебя – позавидуешь. И рожа гладкая. Ограбил банк? Или подружился с бандитами, а?»

«Не бедствую», – ответил он уклончиво.

«А чего мы здесь потеряли на Голгофе, не знаешь? Пошли-ка лучше прогуляемся до Александровского садика. Сядем на скамеечку, рядышком, как шерочка с машерочкой, и поворкуем, ага?»

«Пойдем, но скажи сначала – ты заметил, что я держу правую руку в кармане?»

«Да, сразу заметил. Я даже догадываюсь, что ты там держишь. Там у тебя граната со снятой чекой, я прав?»

«Прав, пойдем».

Мы двинулись к садику под Кремлевской стеной. Шли, как говорится, нога за ногу, не спеша, беседовали на ходу.

«Талантливо имитируешь легкую хромоту, ваше благородие. И не подозревал, что ты такой хороший актер», – ухмыльнулся объект Ткачев, Рекрут с особым статусом.

Тебе кажется, что ты меня изучил вдоль и поперек, но это не так, – хотелось сказать и рассмеяться ему в лицо, однако я промолчал, сдержался, лишь улыбнулся мимолетно уголком рта.

«А в кейсе – моя рукопись?»

Я кивнул.

«Ну и как тебе?»

«Рукопись? Интересно. Правда, всю трепотню херра Карпова на последних страницах я бы заменил одной фразой: «Хорошему экстримеро совесть мешает». И, знаешь, я бы на твоем авторском месте еще намекнул в части первой, мол, Шаман принадлежит к некой тайной организации. Шаман бежит в Дикие Земли, и в финале читатель догадывается, что в Белом Лесу нашли пристанище те постэкстримеро, которых спихнул с исторической сцены революционер Ткачев».

«Про совесть смешно сказал, я оценил. А если серьезно...» Он закатил глаза, пошлепал беззвучно губами и заявил: «Быть может, с точки зрения драматургии предложенный тобою вариант и лучше, но я написал то, что написалось».

Мне захотелось его позлить напоследок, и я рассмеялся:

«Ха! Ежели ты уверен, что сваял роман методом «автоматического письма», тогда поздравляю – ты сошел с ума. Вещать склонны не только пророки, но и шизофреники. Бывает так, что и гении предвидения шизуются. Не расстраивайся, не ты первый, не ты последний».

«Ого! Вот это да! Это я-то шизик?! Я, который сумел удрать от вас, господа супермены? Я, который сумел превратить охотника высокого ранга в охранника?! «

«Обо мне говоришь? Меня называешь охранником?»

«Не нравится слово «охранник»? Ладно, тогда будем пользоваться привычным термином «куратор», согласен?»

Мы вошли в сад, самый центральный в этом городе, огляделись.