– Да, – безрадостно отвечал Лысый. – И все же, Варяг, прошу простить меня.

– Почему же?

– Воровскому миру я принесу гораздо больше пользы, если останусь вором в законе.

– Посмотри на людей, Лысый. Никто из них не просил о снисхождении, понимая, что провинились и должны быть наказаны. Им еще повезло – они остались в живых. Почему, наказав их, я должен простить тебя? Откуда такая самонадеянность? И потом, если прощу тебя, что я отвечу воровскому сходу, который дал мне полномочия? Несмотря на свое положение, я просто винтик в огромной машине под названием воровской мир, и коли не совпаду с резьбой гайки, непременно найдутся руки, которые выкинут меня за ненадобностью. Ты тоже знаешь правила и должен понять меня. Если виновные не будут наказаны сегодня, то завтра отыщутся охотники, желающие переступить черту. А это недопустимо! Воровской мир – наш храм, где мы как бы молимся, и, как всякий молельный дом, мы обязаны содержать его в чистоте. Я всего лишь скромный служитель культа, призванный поддерживать в нашем священном доме порядок.

– Я понял, Варяг. Позволь лишь сохранить золотую цепь. Это подарок моих подельников.

Варяг хлестко ударил Лысого по щеке – на гладкой, выбритой коже отпечаталась вся пятерня.

– Это мой ответ, Лысый. Отныне ты на зоне мужик. А такой масти червовое золото носить не полагается. Цепь оставь себе – когда состаришься и у тебя выпадут коренные зубы, набьешь рот золотом. И моли бога, что так легко отделался. А теперь все подите прочь… И чтобы я вас больше не видел!

В этот же день были разосланы малявы по зонам, в которых сообщалось всему воровскому люду о развенчанных законниках.

В Екатеринбурге Варяг задерживаться не стал. Слишком много дел предстояло сделать ему в России, слишком многие вопросы требовали скорейшего разрешения. Временно смотрящим Уральского региона он поставил крепкого вора Стася и обещал, что на ближайшем всероссийском сходняке будет хлопотать об утверждении его кандидатуры. Стасю исполнилось тридцать лет – по воровским меркам, возраст немалый. Он был заметной фигурой в городе, хотя на лидерство никогда не претендовал. В блатном мире Стась сумел отыскать собственное место и охранял его так же рьяно, как цепной пес хозяйский двор. Умный, проницательный, уважающий старшее поколение, Стась умело держал в повиновении молодежь.

Его тюремное образование, как и у многих других воров в законе, началось с малолетки. Весьма способный ученик через несколько лет обошел своих учителей, пройдя в короткий срок путь от воспитанника до положенца. Стась старался никогда нигде не выпячиваться, а это качество весьма высоко ценится в воровской среде. И, даже заняв положение и сосредоточив в своих руках власть, он старался не обострять ситуацию, считая, что договариваться обходится куда дешевле, чем дырявить друг друга. Стась вел себя всегда скромно и незаметно даже в заключении, ловко скрывая свой статус. Действовал исключительно через подставных лиц. Иногда случалось, что при Стасе тюремное начальство принимало за смотрящего совсем другого зэка. Никто не догадывался, что именно он, Стась, являлся полновластным хозяином зоны. Такое положение его устраивало еще и потому, что он выпадал из поля зрения начальника тюрьмы и почти бесконтрольно вел переписку с волей.

То была высшая тюремная школа, и если бы по окончании срока выдавали соответствующие дипломы, у Стася он был бы явно с отличием. Качества, которыми обладал Стась, как нельзя больше устраивали Варяга. С назначением Стася смотрящим по региону Варяг концентрировал власть без лишней помпы и шума в руках тихого, незаметного, но очень жесткого и исполнительного человека. Теперь он мог быть спокоен за порядок в регионе.

Дальше путь Варяга лежал в Приморский край. Как и Екатеринбург, Приморье всегда считалось вотчиной воров в законе. Крепкие воровские традиции здесь были заложены еще во времена царской каторги. Отбыв в Сибири положенный срок, громилы и домушники покидали неуютные холодные места и оседали на южных окраинах России.

Любимыми городами их проживания стали Хабаровск и Владивосток, где целые районы состояли из бывших насильников и убийц. Здесь соблюдалась преемственность уголовной профессии – если отец выходил с кистенем на большую дорогу, то непременно передавал тайны разбойного ремесла своему отпрыску. Бывало, что поселки населяли люди одной и той же воровской профессии, и среди старожилов они именовались не иначе как Жиганная слобода или Домушников разъезд.

Приморье не утратило уголовных традиций и в советский период, а когда случались амнистии, эти города пополнялись мужиками, отпущенными на свободу.

По достоинству воры в законе оценили Приморье в последние годы, когда близким стал не только Запад, но и Восток – на улицах Владивостока и Хабаровска японские марки машин вытеснили отечественные.

Основными поставщиками иномарок стали моряки, сумевшие оценить не только сервис дешевых гостиниц, но и преимущества технического прогресса в Стране восходящего солнца. С каждой привезенной машины братва взимала налог, и скоро общак Приморья стал одним из богатейших в России.

Однако сейчас отчисления в российскую кассу значительно уменьшились и стали напоминать маленький ручеек, который того и гляди иссякнет.

Приморские воры в законе уже не рассматривали теперь Россию как единое целое и заявляли, что не намерены кормить халявщиков. Мол, сибирские зоны нуждаются в греве не меньше Бутырки.

Такая позиция смахивала на сепаратизм бандитов, признававших лишь собственную власть. Приморские законники перестали принимать участие в российском сходняке, а его решения стали для них такими же необязательными, как постановления правительства для теневых структур.

Два года назад по решению российского сходняка в Хабаровск был отправлен вор в законе Жиган с наказом переговорить с местными авторитетами и убедить их жить по понятиям. Но через неделю его нашли в канаве с простреленным затылком. Хабаровский смотрящий уверял, что не имеет к беспределу отношения. Мол, смерть посыльного скорее всего случайность. Жертва обыкновенного грабежа. У посыльного не обнаружили золотую печатку, а карманы оказались пусты, словно у привокзального бича. Смотрящий города обещал похоронить Жигана с почетом и разобраться в причинах его гибели. Слово свое он сдержал – посыльного сходняка похоронили в хорошем месте, а стела над могилой выглядела не хуже памятников первым исследователям Приморского края. Через неделю после поминок повесили предполагавшегося убийцу – в его квартире нашли перстни и золотую цепь Жигана.

На следующем российском сходняке приморская делегация была самой представительной. Казалось, непонимание между российскими и приморскими ворами устранено навсегда, однако через полгода воровской сход опять проходил без участия дерзких хабаровцев.

Для переговоров с приморскими ворами в Хабаровск командировали авторитетного вора по кличке Бес. Мастер диалога, он всегда привлекался законниками для разрешения острейших ситуаций и часто добивался успеха.