Я милости хочу, а не жертвы.

Вспомнившееся место из Писания было ей непонятно, особенно если учесть все те чувства, которые она испытывала, но она знала, что, несмотря ни на какие мысли и чувства, Бог призывал ее к послушанию. Иисус велел прощать, и она будет прощать, нравится ей это, или нет.

Продолжая молиться, она встала и пошла вдоль высокого берега. «Я не хочу его прощать, Господи. И если мне нужно это сделать, мне нужно иметь Твое сердце. Мое сердце устало от гнева Атрета и от моего собственного. Мне хочется ударить его по лицу и закричать на него. Если бы я только была мужчиной, и у меня было бы достаточно сил…»

Остановитесь и познайте, что Я — Бог.

Остановившись, Рицпа склонила голову, устыдившись и почувствовав боль в сердце.

«Если Твоя воля в том, чтобы я простила его, Господи, тогда прошу Тебя, измени мое сердце, потому что сейчас оно черно, настолько черно, что я не знаю, как мне выбраться из той ямы, в которую Атрет бросил меня этой ночью. Помоги мне исполнить Твою волю. Покажи мне его с другой стороны».

Рицпа услышала крик Халева и снова пошла по берегу. Она увидела их внизу, сквозь густые ветви. Атрет сидел на песчаном берегу, широко раскинув ноги, а Халев находился прямо перед ним и смотрел на него. Малыш крепко вцепился в огромные руки отца, подтягиваясь так, чтобы можно было стоять, и делал неуверенные шаги в сторону Атрета. Но его пухленькие ножки заплелись, и он сел. Когда он начал плакать, Атрет поднял малыша, уткнулся ему в шею и поцеловал его.

В груди у Рицпы все сжалось, а от гнева не осталось и следа. Тот самый варвар, который так оскорбил ее этой ночью, теперь нежно покачивал своего сына, что говорило о его любви гораздо убедительнее любых громких слов. Когда Халев успокоился, Атрет опять усадил его перед собой на песок и нежно провел по темным волосикам мальчика. Халев счастливо захлопал в ладошки.

Рицпа, наблюдая за ними, не могла сдержать слез. Я просила, Господи, и Ты ответил.

Успокоившись, она пошла вниз по берегу. У нее оставались опасения относительно того, на что способен Атрет, — события последней ночи оставались в ней незажившей раной. Из–под ее сандалий вниз полетели камешки. Атрет мгновенно напрягся и оглянулся. Он оставался таким же напряженным, когда снова отвернулся к Халеву, не обращая на нее внимания. Малыш издал радостный крик и захлопал в ладошки. «Мама… мама… мама…».

Рицпа села на камень и набросила шаль на плечи. Стало прохладно, или ей это только показалось? Она смотрела, как ее сын ухватился за пальцы Атрета, снова подтянулся и встал. Радостно закричав, он наклонился вперед и едва не упал лицом вниз. Атрет передвинул его ножку вперед, не давая ему упасть. Крохотные пальчики Халева впились в огрубевшую и мускулистую кожу торса Атрета.

Смутившись физической красотой германца, Рицпа опустила голову и стала рассматривать свои руки. Набравшись смелости, она заговорила еще до того, как подумала о том, чтобы смирить свою гордость.

— Как бы ты ни хотел уберечь свое сердце, Атрет, делать это уже поздно, правда?

Чувствуя его холодное молчание, она посмотрела на него, тревожась, не сделала ли она ему больно. Кажется, нет.

О Господи, дай мне слова. Не мои слова, которые ранят, но Твои слова, которые лечат.

Она встала и подошла ближе, но не настолько, чтобы нельзя было убежать, вздумай Атрет снова проявить свой варварский нрав. Ей хотелось, чтобы между ними не было недоразумений по поводу того, зачем именно она пришла к нему.

Как будто читая ее мысли, Атрет нетерпеливо повернулся к ней.

— Если ты пришла, чтобы забрать его, забирай.

— Как ты ко всему настороженно относишься, — ответила она, после чего замолчала, борясь с самой собой. Ей хотелось больно ударить его и высказать ему все, что у нее наболело. По какому праву он сердится на нее? Именно он своим вызывающим поведением стал причиной той пропасти, которая между ними возникла.

«Ему пришлось оттачивать чувство гнева, чтобы выжить…»

Рицпа была потрясена, вспомнив эти слова Феофила. Она хотела понять Атрета, помочь ему увидеть, как изменится его жизнь с Господом. Но как достучаться до человека, который был закован в кандалы, которого избивали, на котором наживались, которого предали? Можно ли вообще достучаться до него, когда он так настроен против любви?

О Боже, помоги мне.

— Мы все похожи на детей, Атрет. Мы хотим твердо стоять на ногах и идти, опираясь на свои силы. И, как Халеву, нам приходится за кого–то держаться, чтобы выбраться из грязи. — Она посмотрела на него. Слушает ли он ее вообще? Отнесся ли он серьезно к тому, что она ему говорит? — Иногда мы полагаемся не на те силы, и тогда обязательно падаем.

Она тихо и неуверенно усмехнулась. Закрыв глаза, она опустила голову и вздохнула.

— Я была когда–то такой же упрямой, как и ты. В чем–то я до сих пор осталась такой. Я не могу сделать шага, если Господь меня не поддержит. Каждый раз, когда я отхожу от Него, я снова падаю. Как этой ночью.

Подняв голову, она открыла глаза и увидела, что Атрет пристально смотрит на нее. Во рту у нее пересохло, и ее сердце заколотилось с удвоенной силой. Что она сказала такого, что он так на нее смотрит? О чем он думает? Опасаясь за возможные последствия, Рицпа заторопилась, стараясь не смотреть ему в глаза, потому что хотела быстрее закончить этот разговор и уйти.

— Прости, я этой ночью сказала тебе обидные слова. — Атрет прищурил глаза, и ей было интересно, верит ли он ей. — Прости меня, — искренне произнесла она. — Мне бы очень хотелось дать тебе обещание, что такое больше не повторится. Но я не могу. — Ей в голову приходили сотни отговорок, которыми она могла бы воспользоваться, чтобы объяснить, зачем она говорит все это, но она их все отбросила по одной простой причине: чтобы сделать шаг навстречу и построить мост от себя к этому холодному, молчаливому мужчине, который сейчас сидит рядом с ней. — Прошу тебя, Атрет, не держи в себе зла. Оно, в конце концов, погубит тебя.

Когда он ничего не ответил, она почувствовала себя бесконечно одинокой.

— Это все, что я хотела сказать. — Она встала и повернулась, чтобы уйти.

Атрет тоже поднялся.

Испугавшись, она затаила дыхание и отступила от него на шаг. Это было непроизвольное действие, в ней говорил инстинкт самосохранения, и Атрету все стало ясно без всяких слов. Стоит ли ему удивляться или обижаться на то, что она опасается его, особенно после того, как он вел себя этой ночью?

Халев пополз к ручью. Атрет сделал шаг в сторону и подхватил сына одной рукой.

— Не надо его так держать.

Он оставил без внимания ее материнскую обеспокоенность и вернулся к той теме, которая касалась их двоих:

— Можешь меня не бояться. Я не повторю того, что сделал этой ночью.

— Я верю тебе.