В зажмуренные веки ударил свет, ослепляя ее. Спустя мгновение она услышала трескучую какофонию вертолетного пропеллера прямо над головой. Она прижала руку к глазам и медленно открыла их.

Вампиры перед ней стояли на коленях или катались по земле. Они хватались за глаза, выцарапывая их, словно те горели огнем. Один из вертолетов завис в воздухе над Кэкстон, и прожектор мощностью в тридцать миллионов свечей бил вниз, прямо ей на голову, словно луч солнца из самого рая.

Сама она практически ничего не видела. Свет резал ее привыкшие к темноте глаза. Она могла различать только некоторые детали — например, она заметила, что высокий вампир медленно поднимается на ноги. Глаза на его лице превратились в темные дыры, уже заполнявшиеся белым туманом, врастая обратно. Мог ли он видеть без глаз? Мог ли он видеть ее кровь?

И, словно прочитав ее мысли, вампир заговорил, слова были еле различимы за ревом вертолета:

— Я все еще чую тебя, девчонка.

О боже. Ей нужно бежать. Она бросилась на улицу, прочь от вампиров. Куда именно бежать, было все равно. Она услышала, как изменилась громкость вертолетного воя, и поняла, что тот следует за ней. Прожектор светил прямо на нее, ослепляя, но и обеспечивая какое-то минимальное прикрытие.

Впереди был центр города. Дома по обе стороны улицы были все выше и все теснее выстраивались друг возле друга. Прийти сюда было ошибкой: здесь ее легко можно было взять в кольцо, если вампирам хватит ума обойти ее с разных сторон. Они были солдатами. Что, если военные маневры стали их второй натурой?

Лора забежала за угол, намереваясь, по крайней мере, добраться до каменного здания, хоть сколько-нибудь пригодного к обороне. На вопрос, как она будет обороняться, она ответит позже, когда найдет место. Старинное здание мэрии выросло перед ней, и она стала ломиться в двери, пытаясь попасть внутрь и запереть их за собой.

Потом до нее дошло, что она опоздала, они уже были закрыты.

— О нет! — воскликнула Лора.

Она снова и снова налегала на дверной замок. Ничего не произошло. Она повернулась, посмотрела слева направо. Потом снова налево.

И в этот самый миг он догнал ее.

— Какая радостная встреча, мисс! — воскликнул высокий вампир.

Он остановился менее чем в пяти футах от нее. И низко, в пояс поклонился.

— Я многим обязан Алве, — сказал он.

Это имя ничего не говорило ей.

— Но я никогда не испытывал такого удовольствия, выполняя свой долг.

Вампир потянулся к ней, и его пальцы погрузились в ее тело, словно оно было из воды. Лора чувствовала, как рвутся жилы и связки ее плеча, она чувствовала свою кровь, горячую и мокрую, текущую по груди. Она чувствовала, как выгибаются кости, и знала, что сейчас он вырвет ее руку из плеча и станет пить кровь из раны.

Ей хотелось закрыть глаза. Сдаться, просто отключиться. Но боль мешала ей это сделать. В голове звенел крик, отчаянный крик дикого животного, пойманного и запертого в ее черепе. Она не видела ничего, кроме белого лица вампира, склоняющегося к ней, готового выпить из нее жизнь.

Время, казалось, замедлилось… а потом оно и вовсе остановилось. И повернуло вспять. Кэкстон увидела вампира, поплывшего назад, прочь от нее. Лора растерялась. Так это, значит, и есть смерть? Но дело было не во времени, обратившемся вспять. Вампира оттащили назад, подальше от нее. Кто-то заломил ему руку за спину и скрутил его, схватил за подбородок, рванув его из стороны в сторону. Кэкстон услышала, как позвоночник треснул со звуком выстрела. Потом белая рука потянулась вниз и разодрала вампиру грудь. Кожа, мышечные ткани, ребра отделились и полетели прочь. Белая рука потянулась внутрь и вырвала черное сердце, все еще жесткое от смолы и остатков промасленной тряпки. Сердце полетело вперед и упало к ее ногам.

Времени понять, что происходит, у нее не было. Кто-то спас ее, но были вещи и поважнее. Лора потянулась и ощупала рану на плече. Оно было скользким от крови.

Спаситель подошел к ней, подергивая лицом. Он смотрел как раз туда, где были ее пальцы. На рану.

— Пожалуйста, патрульный. Прикройте ее.

Она нахмурилась. Натянула куртку поверх раны.

— Вы один из них, — сказала она.

И все же он был совершенно не похож на других. Он был мускулист, его тело было крепким, здоровым и сильным. Щеки почти горели от румянца, жара и здоровья. Он был одет в брюки и белую рубашку, застегнутую почти до самого верха. Ни ботинок, ни галстука.

— Кто…

— Малверн, — ответил он. — Это была идея Малверн.

Он вытянул левую руку. На ней не было пальцев.

— Не может быть! — выдавила она.

Это не могло быть правдой. Этого не могло произойти. Лицо было совершенно другим, и то, как он стоял, его поза была просто… просто…

— Я говорил тебе, что могу кое-что сделать, но это было радикальное решение.

— Вы не говорили, что оно будет противоестественным!

Она шагнула вперед и с силой ударила его по лицу. Это было все равно что ударить по одной из мраморных колонн здания мэрии: ее руке было намного больнее, чем его ледяной коже.

— Это извращение. Это просто мерзость.

— Да.

Он глянул вверх, словно принюхивался к ветру.

— Вы… вы спасли меня. У электрической карты. И потом, у дверей «Доббин-хауса». Вы… были там.

— Да.

Ярость рванулась у нее в груди.

— Я вас не просила!

Он отвернулся.

— Здесь, поблизости, есть и другие. Мы можем стоять тут и спорить, пока я не опьянею от запаха твоей крови, или же я могу прикончить их. Всех, до единого.

— И что потом? — спросила она.

— Потом я вернусь сюда. И ты выстрелишь мне прямо в сердце.

Его лицо изменилось.

Она не могла сказать, что оно смягчилось, но, с другой стороны, она никогда не видела нежности в этом лице, ни до, ни после того, как смерть изменила его.

— Раньше я был тебе бесполезен. Мое тело было бесполезно. Что, черт подери, толку от охотника за вампирами, который даже одеться сам не может? А так я, по крайней мере, могу быть полезен, пусть даже на одну только ночь. Другого выхода не было.

Она бы поспорила с ним. Она бы сказала ему кучу всего, если б только он захотел ее выслушать.

На следующий день я завалил пещеру, взорвав выход. Запечатав ее. И даже тогда, когда рванул порох и содрогнулась земля, я верил в то, что сказал Гристу. Что я скоро вернусь за ним.

Потом случилась донельзя странная вещь, которая казалась в тот момент невероятной: война закончилась. Не было необходимости в этом жутком кладе, не было смысла раскапывать старые тайны. Я не вернулся. Не могу сказать, что я забыл то, что я похоронил, ибо это будет ложью.